Виктор Филиппов - Воздухоплаватели

И нам сразу же ставится задача по старому ленинградскому методу работать с подвижной артгруппой. Это нашим бойцам-воздухоплавателям тоже по душе.

Но вот и первые затруднения, которые начинают мешать: электрические линии, телефонные линии, деревья - они, кажется, специально поразбросаны по всем дорогам Польши. Из-за них нет никакой возможности продвигаться на боевом тросе. Вот тогда-то и появляется идея передвигаться на двух тросах на боевом и маневровом.

Лебедка спокойно двигается по дороге, а аэростат, переведенный на маневровый трос, плывет с балластом и наблюдателем в корзине на высоте метров семьдесят - восемьдесят. Но вот на пути препятствие. Оно преодолевается поочередно каждым из тросов: сначала отсоединяют один трос, потом другой - примерно так, как перешагивают через барьер.

Ну а случись приказ - тут же подъем на боевом, тут же разведка и корректировка огня. Вот так и плывут в корзинах по дорогам Польши наши воздухоплаватели Клишин, Гречаный, Бишоков...

Сзади непременно кто-то подгоняет. Вот колонна наших танков торопится на запад. Головной тормозит, и его командир подбегает к лебедке и просит Гречаного, который командует подъемом:

- Эй, браток! Будь добр, дай команду наверх - глянуть, в каком направлении пошла наша передовая колонна?

Как не выполнить просьбу танкиста! Тут же Бишоков и просматривает окрестность. А куда ни глянь, в самом прямом смысле горячие следы недавнего боя. И слева, и справа от дороги трупы гитлеровцев, разбитая дымящаяся техника, развороченные доты...

Вот так и продвигаемся с наступающими частями, по сути сразу же включившись в боевую работу в интересах наших артиллеристов.

Здесь, на дорогах Польши, произошла встреча с Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским. Он в сопровождении нескольких машин был вынужден остановиться из-за образовавшейся на дороге пробки. Выйдя из машины, маршал завел разговор с танкистами, и я наблюдал, с каким вниманием они слушали полководца. Нага аэростат на маневровом тросе находился неподалеку. Тогда сопровождавший Рокоссовского генерал приказал мне отвести в сторону действительно всегда привлекавшую внимание "колбасу", дабы исключить возможность обстрела противником, что мы срочно и сделали.

Маршал посмотрел в сторону нашего аэростата, и я тогда, конечно, не мог даже и предположить, что судьба совсем скоро сведет меня с прославленным полководцем в другой обстановке...

* * *

В конце января при взятии сильно укрепленного пункта Грауденц, раскинувшегося на восточном берегу Вислы, и при ее форсировании воздухоплаватели по заданию штаба армии несколько дней вели разведку западного берега, выявляли движение вражеских войск, корректировали огонь 18-й артдивизии по обнаруженным целям.

Здесь мне довелось видеть, как инженерные войска наводили под обстрелом противника переправу с укреплением льда досками и пластинами. Невольно вспомнился наш Невский пятачок... Только вот лед здесь был слабоват. Мороз лишь несколько дней подержался чуть больше двадцати градусов, так что переправа действовала недолго.

А работа дивизиона не прекращалась ни на день. Отряд Шестакова за неделю выполнил около сорока подъемов, десятки корректировок. Особенно удачной получилась корректировка у Клишина по танковой колонне, которую уничтожала наша артиллерия.

Отряд Смолянникова в районе действия 70-й армии хорошо сработал при уничтожении гарнизона блокированного города-крепости Торн. Здесь, правда, на наши аэростаты сильно обрушилась вражеская артиллерия. Два раза приходилось посылать сюда и новую технику, и химикаты для добычи газа. И как ни буйствовали немцы, как ни обстреливали аэростат, наши бойцы поднимались над городом-крепостью более двадцати раз.

Отряд Крючкова действовал со 2-й ударной армией и держал путь к Балтийскому морю через Дойтш-Айлау, Штум, затем - на Данциг.

А наш КП только и успевал менять места: сначала перебрался в Велтки-Лотщы, 13 февраля - в Гросс-Кребс. Но и здесь мы задержались недолго.

Названия населенных пунктов, еще вчера неизвестные, ничего не говорящие нашему слуху, тем не менее волновали бойцов, брали за душу. На фронте-то текущий день долог, обстрел кажется бесконечным, но вот возвращаешься мысленно назад - и невольно ощущаешь, как это время скоротечно. Давно ли из сводок Совинформбюро мы с болью узнавали, что фашистами взяты Орша, Смоленск, Ростов. Совсем недавно, чуть ли не вчера, освобождены Курск, Минск. А для кого-то музыкой отзывались вести об изгнании врага с родных его мест - Порхова, Луги, Полоцка...

Теперь же вот эти розенбурги, мариенбурги, ризенау. Гонит русский солдат врага к его логову. Это не география - наш путь по Восточной Пруссии. Это история, которую пишем мы в жестокой борьбе с врагом своей кровью.

А стремительность наступления по Восточной Пруссии настолько велика, что нашим отрядам просто не приходится работать на одном месте. Надо все время продвигаться вперед с аэростатом в боевом положении - в боевых порядках артиллерии.

В небольшом поместье Штумсдорф, где выпала мимоходная передышка, воочию убеждаемся в том, что будущее народов отвоевываем у тех, у кого нет ничего святого, - у фашистских зверей. Заняв дом для ночлега, помню, посовещались и решили осмотреть его: фашисты умели оставлять для нас самые неожиданные "сюрпризы". Наши связисты Иванов и Ковалев вбежали и на чердак. Но вот проходит минута, вторая какой-то неживой тишины, и, растерянные до белизны в лицах, они спускаются обратно.

На чердаке, оказывается, висели четыре трупа: мужчина в морской форме, женщина, девочка лет десяти и мальчик лет шести. Работающие на этой зажиточной ферме итальянцы, потрясенные случившимся не меньше нашего, принялись рассказывать, что хозяин фермы - морской офицер, ярый фашист, что он ворвался накануне в дом и бросился было уничтожать свое хозяйство, но, заслышав нарастающую канонаду фронта, набросился на семью.

Фашист повесил сначала детей, потом жену, а затем повесился и сам. Предсмертные крики обреченных им детей и жены были слышны на всю округу...

Вот он - звериный облик фашизма во всей своей наготе!

В том доме мы не остались, ушли дальше.

А 21 февраля короткая передышка у меня с отрядом Крючкова не где-нибудь, а в замке самой княгини Шнейдер. Это был очень красивый и богатый замок, правда пострадавший основательно. И отдельные обеденные залы, и игральные комнаты с роскошными бильярдными столами, и картинные галереи все было разрушено, везде обломки кирпича, пыль. На территории замка разгуливал брошенный и голодный скот. Из окон домой тут и там белели флаги, а то и просто простыни или наволочки.