Аркадий Малер - Константин Великий

Как мы уже отметили, государственная власть Рима сама по себе не могла иметь к христианам никаких претензий, но одно ее свойство породило неизбежный конфликт с Церковью — это известный нам культ императорского гения, поклоняться которому заставляли всех граждан. Причем этот культ возник как раз с зарождением христианства, и обе религии очевидно противоречили друг другу. На отказе поклоняться императорскому гению можно было поймать кого угодно, и это существенно ограничивало христиан в возможности влиять на власть в Риме. Если христианин отказывался принести жертву перед изваянием императора, то его обвиняли в одном из двух преступлений — либо в преступлении против религии, либо в оскорблении императора. Разницы для него никакой не было, потому что в любом случае за этим следовала смертная казнь. Интересно обратить внимание на то, что в более безопасном положении оказывались женщины, мнение которых по религиозным вопросам патриархальной римской властью воспринималось не очень серьезно. Поэтому женщинам легче было признаваться в своем христианстве, и уже со времен самого Понтия Пилата, жена которого, по преданию, уверовала во Христа (Мф. 27:19), среди матерей, жен, подруг и дочерей римских вельмож встречались христианки, влиявшие на их религиозную политику. Разумеется, введенный Августом культ императора был самым большим пороком римской власти в сознании христиан, он превращал саму эту власть в языческий культ, а Империю в оплот язычества.

Что же касается простого народа, то его отношение к христианству было пропорционально степени его осведомленности об этой религии и способности вестись на провокации сознательных противников Церкви.

Первая претензия языческого простонародья к христианам была похожа на претензии ко многим философам — отказ от почитания народных богов и следования народным традициям. Практически это было обвинение в «атеизме», хотя ближайшее знакомство с христианами свидетельствовало о том, что эти люди просто верят в другого бога, слишком странного для поклонников Аполлона и Диониса. Поскольку же в языческом сознании отношение богов к отдельным членам общества вполне могло проецироваться на все это общество, то присутствие христиан казалось опасным для жизни, и их изгоняли подальше от гнева местных идолов.

Вторая претензия — излишняя изолированность и «элитарность» христианских обществ, чьи убеждения слишком конспиративны, а богослужения совершенно непонятны, и о них ходят неприятные сплетни. На самом деле эта претензия была следствием глубокой аберрации восприятия реального христианства. По своей сути, христианство было самой открытой религией, к тому же постоянно занимающейся миссионерством и вовлекающей к себе все больше людей, но именно гонения на Церковь, в том числе христианские погромы со стороны языческого простонародья, вынуждали христиан скрывать места своих общих собраний и богослужений, в то время как во всем остальном они были весьма открыты. Так как язычники не знали о том, что реально происходит на литургиях, то они придавали им собственные фантазии, особенно усугубляющиеся за счет того, что в иных религиозных мистериях инициатического типа, о которых мы говорили, действительно могло творится все, что угодно. Впрочем, подобные домыслы существовали всегда и везде, где Церковь находилась в полузапретном состоянии. Даже в наше время, когда все храмы открыты и вся информация о жизни Церкви находится в широком доступе, существует много людей, чье представление о христианстве и христианах не многим отличается от тех самых римских язычников.

К этому нужно добавить, что, как только язычники узнавали мнение христиан о мирских благах и посмертной судьбе неверующих во Христа, они обвиняли их в снобизме и чуть ли не «ненависти к человеческому роду» (odium generis humani).

Особенно раздражали язычников довольно беззаботное отношение христиан к различным катастрофам и, более того, их радость от того, что этому миру скоро придет конец. Да, действительно, первым поколениям христиан ожидание Второго Пришествия как очень скорого события было весьма свойственно, и люди экзальтированного типа, скорее бы прижившиеся в каких-нибудь гностических сектах или суицидальных мистериях, заражали церковные общины постоянным апокалипсическим пафосом. Гонения на Церковь только усиливали этот пафос и как будто бы доказывали правоту этих людей. В этом смысле отношение многих христиан к миру и отношение мира к христианам представляло собой замкнутый круг: преследования христиан заставляли Церковь скрывать свои богослужения, а сам факт этой конспирации провоцировал язычников еще больше преследовать христиан; государственные гонения провоцировали в Церкви апокалипсические настроения, а сами эти настроения усиливали готовность власти к новым гонениям.

Наконец, третий и весьма недооцененный субъект антихристианских репрессий в Римской империи — это любые религиозно-политические группы, для которых христианство было реальным соперником и кому оно действительно мешало самим фактом своего существования. Все эти группы были правы в том, что христианство составляет им конкуренцию, но они немножко ошибались, воспринимая ее как конкуренцию за власть, потому что сама Церковь в целом была достаточно аполитична и нам почти неизвестны факты, когда до эпохи Константина какие-либо клирики или миряне сознательно ставили своей целью победу христианства в качестве государственной религии Империи. Скорее, они могли пытаться влиять на власть с целью смягчения нравов и прекращения гонений, но о том, чтобы христианизировать Империю «сверху», мало кто думал. Конечно, Церковь ставила своей задачей полную христианизацию Империи, но это должно было произойти «снизу», за счет большого количества прихожан. Точнее даже, речь шла не об обращении самой Римской империи как конкретного государства, а об обращении всех людей, живущих во всем мире. О том же, что на самом деле христианизация Империи произойдет именно «сверху», невозможно было себе представить даже за несколько лет до начала этого процесса в IV веке.

15. Гонения I века

С агрессивным отношением к своей проповеди Церковь столкнулась уже с первых шагов. Вспомним, что все апостолы Христа, кроме Иоанна Богослова, спасенного самим Господом, претерпели мученическую кончину. Открывает череду гонений на Церковь император Нерон (правил в 54–68 гг.), чье имя стало нарицательным. В 64 году в Риме вспыхнул огромный пожар, охвативший большую часть города и инспирированный самим Нероном, но поскольку некоторые христиане восприняли его как начало Конца Мира и не столь печалились, то это дало повод императору обвинить в поджоге Рима именно христиан, что привело к первым массовым репрессиям против членов Церкви. Причем основное обвинение состояло в той самой «ненависти к человеческому роду». Отметим, что описание этого события у историка Публия Корнелия Тацита было первым упоминанием христиан во всей латиноязычной литературе (Анналы, XV,44 (116 г.). В те же времена были казнены в Риме апостолы Петр и Павел. Сам Нерон покончил собой во время восстания против него, что в христианском сознании было вполне естественной кончиной для любого тирана, которого хочет покарать Господь. После гонений Нерона, кои могли застать даже современники Христа, Церкви стало понятно, что подобное может повториться в любой момент и не один раз.