Николай Крылов - Не померкнет никогда

Не сразу наладилось и нормированное снабжение пресной водой всех районов. Помню день, когда повара нашей штабной кухни не могли раздобыть воды для супа, а в каземате оперативного отдела опустел питьевой бачок. Потом привезли морскую воду, и врач роздал нам какие-то таблетки, чтобы ее опреснять.

— Пожалуй, даже похоже на сельтерскую… — не очень уверенно произнес Харлашкин, первым растворивший таблетку в кружке.

Но "сельтерская" выручала плохо — жажда только усиливалась. Кое-кто пробовал утолять жажду сухим вином, вспомнив, что так, кажется, делают на Кавказе. Вина в Одессе было вдоволь, однако заменить воду оно не могло.

Хуже прежней, днестровской, оказалась и вода, добывавшаяся из новых скважин. Командиры приходивших из Севастополя кораблей часто приглашали командарма и меня попить в кают-компании чайку из вкусной крымской водицы, и иногда мы позволяли себе это удовольствие, если обстановка разрешала отлучиться с КП. На больших кораблях можно было даже принять пресную ванну. Но когда заставал там ночной налет "хейнкелей" и "юнкерсов", бомбежка казалась неприятнее, чем на привычной суше.

Войск на передовой городские трудности с водой не коснулись — они, как и прежде, пользовались сельскими колодцами.

Еще до карточек на воду — с 25 августа — в Одессе была введена карточная система на продовольствие: хлеб, мясо, жиры, сахар. Учет продуктов, имевшихся на складах, показал, что наличных запасов может хватить на месяц-полтора.

Армия имела некоторые свои запасы. Начальник тыла Т. К. Коломиец (будущий командир Чапаевской дивизии) и интендант армии А. П. Ермилов сумели по-хозяйски использовать все, что застряло на разных станциях вокруг Одессы, а также в торговом порту. В период становления обороны оперативные группы наших хозяйственников не раз вывозили зерно, муку и другое продовольствие прямо из-под носа у врага.

А бойцы частей, рубежи которых оказались вблизи эвакуированных уже пригородных совхозов, помогали бригадам горожан убирать оставшийся там урожай. Случалось, убирали и под обстрелом. Ночью, когда над дорогами не висели фашистские самолеты, собранное отвозили на городские базы.

Овощей, фруктов в то лето уродилось много. Да и нормированные продукты отпускались не особенно скупо: хлеба в конце августа рабочему полагалось 800 граммов в день, служащему — 600. Недостаток воды был ощутимее.

Но сильнее всего население страдало от бомбежек. Воздушные налеты давно стали каждодневными, не обходились без них и ночи.

От ударов с воздуха Одессу героически защищали батареи бригады ПВО. Но далеко не всегда имелась возможность использовать всю силу зенитного огня: снаряды береглись для крупных групповых целей.

Тем больше значил для нас истребительный полк майора Шестакова. Однако исправные самолеты там были наперечет. Комбриг Катров постоянно ломал голову над тем, как их распределить, чтобы обеспечить и штурмовку неприятельских войск, и разведку, и сопровождение бомбардировщиков, прилетавших из Крыма, и непосредственное прикрытие города, порта.

На особом учете у комбрига была четвертая эскадрилья авиаполка. "Ночники!" — уважительно говорил Катров о ее летчиках. Они еще в мирное время в совершенстве овладели техникой ночного пилотирования, что очень пригодилось, когда фашистские бомбардировщики стали появляться над Одессой не только днем. Командовал эскадрильей ночников капитан Аггей Елохин, впоследствии Герой Советского Союза. Знали эту эскадрилью и по комиссару — старшему политруку Семену Кунице, который сам был искусным воздушным бойцом и за июль — август сбил несколько вражеских самолетов.

На исходе августа скромные ВВС Одесского оборонительного района получили небольшое пополнение в виде эскадрильи И-16 под командованием капитана Ф. И. Демченко из 8-го истребительного авиаполка Черноморского флота. Прилетело из Крыма также несколько истребителей других типов и два штурмовика Ил-2. Полк Шестакова принял флотских товарищей в свою боевую семью.

Во многих случаях летчики не подпускали врага к городу. Но закрыть для него одесское небо было невозможно, И не только потому, что мы имели недостаточно самолетов — слишком близко придвинулся фронт, слишком ограниченное пространство оставалось для перехвата прорывавшихся с разных направлений фашистских бомбардировщиков. Бомбы падали на город изо дня в день — и фугасные, и "зажигалки". Тушение пожаров, расчистка улиц от завалов — все это сделалось одесским бытом.

В составе МПВО действовали аварийно-спасательные команды, находившиеся на казарменном положении, в постоянной готовности. Чаще всего им приходилось спасать людей, которые, укрывшись в подвальном убежище, не могли оттуда выбраться после того, как дом рухнул.

От иного дома оставалась целая гора сыпучего известняка. И как ни спешили спасательные команды, докопаться до подвала не всегда удавалось в тот же день. Бывало и так, что помощь приходила слишком поздно.

Памятен трагический финал трудных раскопок на Ремесленной улице (ныне она носит имя Я. И. Осипова, командира 1-го морского полка), где спасатели не нашли в подвале большого здания никого в живых: десятки людей, в том числе дети, задохнулись без воздуха… Был и такой случай: на третьи сутки после того, как бомба разрушила дом, из подвала извлекли ослабевшую, но невредимую девочку. Таких историй — и с печальным концом, и со счастливым — приходилось слышать немало.

Накапливая опыт, спасательные команды учились выигрывать время. Выяснилось, что в подвал рухнувшего дома часто выгоднее пробиваться не сверху — через гору измельченного взрывом камня, а снизу — копая ход из подвала соседнего здания. Горожане оценили убежища-щели, похожие на окопы, и их стали рыть повсюду. Эти простейшие укрытия не подводили одесситов: за все время обороны люди, находившиеся в щелях, пострадали лишь два раза — от прямых попаданий бомб.

Вражеские налеты заставили жителей Одессы вспомнить про ее знаменитые катакомбы — подземные лабиринты каменоломен, откуда полтора века брали тот самый известняк, из которого строился город.

Проникнуть в катакомбы было несложно — много входов есть и на окраинах, и в центре, — и их начали постепенно обживать. Позже, когда к бомбежкам прибавился артиллерийский обстрел, в эти подземные галереи переселились десятки тысяч людей. Городским организациям пришлось даже заняться некоторым благоустройством ближайших катакомб — туда провели электричество, поставили у входов в подземелья продовольственные ларьки.

В городе я бывая не часто и, когда выпадал случай пройти по улицам, присматривался к Одессе как бы заново. Баррикады стали в конце августа уже привычными. Труднее было привыкнуть к тому, что становится все больше разрушений. Одесса посуровела, стала тише (если, конечно, не рвались бомбы и не палили зенитки), но все-таки оставалась задорно-неунывающей. Я узнавал и не узнавал тот город, с которым познакомился перед войной.