Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис
Не сомневаясь в том, что доктор Арнольд, онколог с большим опытом, сможет найти правильное решение в создавшейся ситуации, мы с трудом могли дождаться, когда она осмотрит Марину. Выбор доктором лекарства для химиотерапии, это метод проб и ошибок. Каждый пациент имеет специфическую генетику, и невозможно предугадать, будет ли прописанное лекарство эффективным именно для этого больного и не будет ли организм его отвергать. Мы не сомневались, что если Abraxane не подошел Марине, то следующий выбор будет успешным.
Вскоре в дверь легко постучали, и в кабинет вошел студент-медик. Пока Марина отвечала ему, он делал пометки в блокноте. Когда Марина объяснила, как плохо она себя чувствует, он понимающе кивнул головой и покинул кабинет, предварительно сказав, что скоро вернется с доктором Арнольд. И правда, через несколько минут, сопровождаемая нашим студентом, в кабинет вошла доктор Арнольд. К тому времени мы знали ее полтора года и всегда были с ней в хороших отношениях, но сегодня, как никогда раньше, она подчеркнуто отстраненно и официально поздоровалась с нами. Сидя на стуле, доктор терпеливо слушала Марину. Как обычно, она не вводила информацию о развитии болезни в компьютер, как это делают многие врачи сегодня, а была вся внимание и не сводила глаз со своей пациентки. Не произнося ни слова, она осмотрела Марину, и, закончив осмотр, села рядом с Мариной и стала говорить.
– Мой студент уже передал мне ваши жалобы, да я и сама вижу, что вы сегодня выглядите плохо, – сказала она задумчиво, с озабоченным выражением лица. – Очевидно, Abraxane вам не подходит. Я помню, что и Erubilin вам не очень-то подходил. У меня создается впечатление, что в вашем случае дело не столько в лекарствах, которые мы вам даем, а в наличии у вас множественных метастазов. Я уверена, что именно этим объясняется ваше состояние. Повторите мне ваши жалобы еще раз, пожалуйста.
– Я чувствую невероятную усталость, доктор Арнольд, – сказала Марина усталым, монотонным голосом. – Я изо всех сил пытаюсь выбраться из этого состояния, но это невероятно сложно. Может, вы отмените Abraxane и назначите мне что-нибудь другое, более подходящее. Я чувствую себя очень неловко, что мне так плохо.
– Вы не должны извиняться за то, что вы плохо себя чувствуете, госпожа Цесис. К сожалению, иметь дело с осложнениями – это часть моей профессии. Как вы знаете, согласно врачебной этике, как врач я обязана говорить вам правду. Похоже, в вашем случае мы зашли в тупик. Я перепробовала для вашего лечения все препараты, которыми я пользуюсь для химиотерапии, и ни один из них на сегодняшний день вам не помогает. Других вариантов у меня на сегодняшний день нет. Думаю, что настало время предоставить природе делать своё дело и отменить химиотерапию, тем более что она вам все равно не помогает.
Слова доктора Арнольд были для меня громом среди ясного неба. Внутри меня все сжалось, но я молчал.
– Но ведь раньше я хорошо реагировала на химиотерапию, доктор Арнольд, – тихо, но решительно возразила Марина. – Неужели нет никакого другого средства, которое вы могли бы назначить для меня сейчас?
– Я не знаю, что еще может вам помочь и что ещё могу я вам назначить, – сухо ответила врач, глянув на часы, – и у меня нет никакого другого выбора, кроме того, как сказать вам, что наилучшим решением в создавшейся ситуации для вас будет прекратить лечение.
– Как это прекратить лечение? Но ведь только 3 недели тому назад вы сами похвалили меня за то, что я была в хорошей форме. Отчего сегодня у вас настолько другое отношение ко мне? – спросила Марина, пристально глядя на врача сквозь ее усталые прищуренные щелки глаз.
– Ну, по этому поводу у меня есть моё клиническое мнение, – бесстрастным равнодушным тоном ответила доктор Арнольд, не проявляя эмоций. Сестра и социальный работник оформят вас в хоспис. Гарантирую, что там за вами будут прекрасно ухаживать. В хосписе вы не будете страдать или испытывать боль.
Ещё один гром с ясного неба. В отличие от многих врачей, доктор Арнольд обычно приветствовала мое участие в разговоре, но сегодня она меня подчеркнуто игнорировала.
Как врач, я могу объяснить, почему врач не хочет общаться с сопровождающими пациента лицами, тремя причинами. Во-первых, врач преувеличивает правило неразглашения частных секретов. Во-вторых, врач может думать, что вмешательство сопровождающего может продлить визит. А в-третьих, оправданно или неоправданно, врача может раздражать, когда кто-то, без его или ее «высочайшего соизволения», вмешивается в разговор без разрешения или специального приглашения. Мне кажется, что третья причина преобладает.
До того момента, пока доктор не упомянула хоспис, я молчал и не вмешивался в разговор между ней и моей женой. Однако то, что сейчас сказала онколог бесстрастным тоном, для меня прозвучало, как катастрофа. Марина выглядела усталой и слабой. Ей было трудно говорить. Вскочив на ноги, я срывающимся голосом категорически заявил: «Нет, доктор Арнольд. Категорически нет. Мы не собираемся сдаваться. Мы не готовы капитулировать. Борьба за жизнь моей жены далеко не закончилась. Марина продолжает быть на баррикадах. Она будет продолжать лечение. Хоспис – не для нее, доктор. Абсолютно не для неё. Забудьте это слово».
Выражение лица доктор Арнольд было непроницаемым.
– Ну что же. В таком случае мы сделаем перерыв в лечении на два месяца, чтобы ваша жена набралась сил, – деловито сказала она после короткой паузы, словно минуту назад ничего серьезного не происходило и словно то, что она заявила минуту назад, столь категорически, было всего лишь пустым звуком. – Через два месяца я готова возобновить лечение новым препаратом.
Поскольку сейчас решалась судьба Марины она, на короткое время ожив, стала протестовать.
– Но как же я буду два месяца без лечения, – спросила она врача тихо. – За два месяца мой рак так распространится, что он уничтожит меня, не так ли?
– Не переживайте. Проблема с раковой опухолью вашего типа не в том, что она быстро растет, а в том, что она плохо поддается лечению. Я вас жду в своем кабинете через два месяца.
По дороге домой мы едва обменялись парой слов, но и без этого я знал, что мое твердое решение не соглашаться на пораженческое предложение доктора Арнольд совпадало с мнением Марины. О прекращении лечения не могло быть и речи. В отличие от доктора Арнольд, которая, ободряя команду,
