Бэри Ковард - Оливер Кромвель

Забота Кромвеля о социальной справедливости проявилась в его заинтересованности в реформах образования, управления и права. Он не отдавал приоритета образовательной реформе, но его поддержка тем, кто пытался организовать третий английский университет в Дурхеме в 50-е годы, справедливо получила большую гласность, как и его требование реформы местного управления. Он разделял убеждение Карла I и его министров в начале тридцатых в том, что существовала необходимость не в новых законах, а скорее в способах обеспечения того, чтобы существующие законы исполнялись. «Мы действительно имеем много хороших законов, — сказал он в марте 1656 года, — однако мы жили скорее по букве закона, чем в соответствии с его духом», так что «решили регулировать одинаковую (божью) помощь вопреки чьей-то воле»[207].

Позже, в апреле 1657 года, он затронул подобный вопрос, подчеркивая, что неудача в достижении социальной справедливости произошла скорее из-за недостатка административной силы и плохой работы местных судей, чем из-за нехватки хороших законов. «Хотя у вас есть хорошие законы против повсеместных беспорядков в стране, кто их здесь исполняет?» — спрашивал он, выступая в апреле 1657 года. «Действительно, мировой судья будет удивлен, как сова, если хоть на один шаг отступит от обычного для него и его коллег направления в сторону реформации этого дела»[208].

Кромвель придавал гораздо большее значение достижению социальной справедливости посредством реформы права, чем переменами в образовании и управлении. Терло, знавший Кромвеля как никто другой, написал Уайтлоку в 1654 году, что «реформация права и управления» была главной заботой Кромвеля[209]. Несомненно, он разделял восторг тех товарищей по армии, которые (согласно Джону Куку, одному из судей, приговоривших к смерти Карла I), сказали в 1655 году, что «реформа права (была) великим делом, за которое они сражались»[210]. Как было сказано, спиралеобразное движение «охвостья» в реформе права являлось главной причиной, по которой Кромвель глубоко разочаровался в парламентском процессе к апрелю 1653 года. Когда он снова обратился к парламенту в сентябре 1654 года, то выказал большую заинтересованность ходом реформы права на протяжении девяти месяцев с тех пор, как он стал протектором. Он (как он сказал) «стремился к реформе законов… и собрал вместе всех выдающихся личностей… чтобы обсудить, как законы могут быть сделаны простыми и краткими, и менее тяжелыми для людей, как уменьшить издержки во благо народа»[211]. Для этой цели в первые месяцы протектората он вызвал в Лондон провинциального юриста из Глостершира, Вильяма Шеппарда, который уже заслужил имя в печати как юрист-реформатор и играл видную роль в разработке закона, изданного Кромвелем и его Советом в августе 1654 года, делавшего доступ в суд лорда-канцлера проще и дешевле. Это был лишь небольшой шаг вперед по сравнению с огромной программой правовой реформы, запланированных комиссией Хейла в 1652 году, но, вероятно, реформа, проводимая умеренными темпами, имела более надежный шанс на успех, чем поспешное и сеющее распри реформаторство, каким угрожала деятельность Бербонского парламента.

Если «республиканская» идея социальной справедливости являлась неотделимой частью того, что Кромвель подразумевал под «религиозной реформацией», другое — и несомненно более важное для него направление — это забота о расширении реформации, начавшейся в XVI веке, до реформации в сердце и душе каждого человека. Как было сказано, Кромвель отличался от подобных Харрисону, которые боялись, что религиозная реформация вызовет драматическую перемену в управлении, включая правление избранной элиты из религиозных людей до пришествия царствования лично Иисуса. В своей речи к парламенту 4 сентября 1654 года Кромвель изобразил это пророчество как «ошибочное мнение (членов) «Пятого монархиста», и предложил «мнение, которое, я надеюсь, мы все будем уважать, ожидать и уповать на то, что Иисус Христос уделит время, чтобы установить свое господство в наших сердцах, ослабляя испорченность и похоть и зло, которые здесь существуют, которые сейчас царствуют в мире больше, чем, я надеюсь, они будут в должное время»[212]. Почти так же, как он приблизился к «республиканским» идеям социальной справедливости, видение Кромвелем внутренней реформации — «реформации нравов» — исповедовалось религиозными людьми по крайней мере с 1580-х гг. Для них и для Кромвеля реформация не будет завершена до окончательного успеха кампании против индивидуальной безнравственности — пьянства, сквернословия, богохульства, супружеских измен и сексуальной распущенности. Только когда свершится эта подлинная реформация, страна получит божье благословение.

Как и его религиозные товарищи, Кромвель считал, что главным способом подлинной реформации был союз религиозных судей и реформированной службы, который должен привести к тому, чтобы духовенство было представлено образованными и глубоко верующими людьми, годными для роли проповедников, способных указать своим прихожанам путь к нравственной и духовной реформации. Поэтому неудивительно, что основные реформы Кромвеля и Совета в первые месяцы протектората были разработаны, чтобы обеспечить назначение подходящих церковных служителей и чтобы неподходящие были изгнаны. Это было целью двух законов, изданных в 1654 году. Один из них в марте учредил центральную комиссию из 38 человек (которые стали известны как «трайеры»), которые должны были оценивать по достоинству всех претендентов на церковные должности, что-бы они действительно (как позже сказал Кромвель) были «людьми известной честности и набожности, православными и правоверными»[213]. В августе за этим последовал указ, учреждавший специальных уполномоченных в каждом графстве (прозванных «эжекторами»), которые должны были удалять служителей, обвиненных в «невежестве, непригодности, опозоренных в их жизни и в беседах или небрежных в их уважаемых профессиях и положениях».

Эта попытка сделать служение верховным звеном «реформации нравов» не была, однако, главной заботой Кромвеля. Это было средством для достижения его главной цели, которая (как уже многократно говорилось) должна была обеспечить «не принуждение (в религии), но свет и разум». Его главной целью было установление свободной структуры государственного управления, внутри которого каждый сможет найти Бога для себя. «Быть ищущим, — написал он в октябре 1646 года в письме своей дочери Бриджит, — значит находиться в лучшей секте рядом с нашедшим, и так будет в конце концов с каждым правоверным ищущим. Счастливый ищущий, счастливый нашедший»[214]. Был ли тогда Кромвель «человеком впереди своего времени», «сторонником современной религиозной терпимости?»