Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто

Без сомнения, и сама Пиаф это понимала. Она не строила никаких иллюзий по поводу своих любовных приключений. Прославляя любовь как некий абсолют, к которому следует стремиться, она всегда интуитивно ощущала двойственную природу любви, неразрывно связанную как с величайшим счастьем, так и с величайшим страданием: «Любовь между двумя существами – это, как я думаю, единственная вещь, с которой надо считаться на земле. Когда мы любим, мы способны на все. Если мы хотим реализовать себя, расцвести, то должны найти ОДНУ любовь всей своей жизни. Состояние влюбленности – это болезнь, но болезнь чудесная, приносящая как неприятности, так и великую радость. Я полагаю, что даже когда вы несчастны в любви, вы все равно счастливы. Я даже задаюсь вопросом: мгновения несчастья, уж не являются ли они и самыми счастливыми моментами жизни? Только страдание помогает нам понять, что любовь действительно существует. Именно страдание наделяет вещи особой ценностью. Я полагаю, что за настоящее счастье надо платить слезами…» Разве сама Эдит не являлась воплощением великой любви? С беспощадной логикой Пиаф анализировала то явление «кристаллизации», как сказал бы Стендаль, что заставляло ее мгновенно влюбляться в мужчину и столь же быстро бросать его. «В любви никто и никогда не разочаровывал меня, потому что я сама лепила своих избранников, своих персонажей. Они были такими, какими я хотела их видеть. И когда все кончалось, я просто прекращала показывать себе кино»[87].

Пиаф не хотела признавать, что ее история любви с Серданом закончилась. «Овдовевшая» певица изобретала самые разные способы, чтобы продлить ее. И прежде всего она продолжила общаться со своим любовником даже вопреки смерти. С младых ногтей чрезвычайно набожная, – Жак Буржеа расскажет, что Эдит проводила в своей комнате по нескольку часов, вознося молитвы Господу, – после смерти Сердана Пиаф обратилась к мистицизму, в частности штудировала метафизические тезисы «Ордена Розы и креста»[88], изучала теории реинкарнации. Мистицизм заставил Пиаф увлечься спиритическими сеансами.

Была ли это идея Момон, спешно прибывшей утешать подругу после смерти Марселя, или же актера Робера Дальбана – большого сторонника оккультных практик? Как бы то ни было, в месяцы, последовавшие за кончиной Сердана, столик для спиритических сеансов стал неотъемлемой частью быта Пиаф. Этот предмет мебели, купленный в нью-йоркском универмаге, якобы позволял певице вступать в контакт с погибшим боксером. По мнению близких, какие-то мошенники, пользуясь доверчивостью Пиаф, просто хотели вытянуть из нее деньги. Так, во время спиритических сеансов с подпрыгивающим столиком якобы не раз раздавался голос Марселя, перечислявший длинный список подарков, которые певице надлежало сделать новым мнимым друзьям. «Я отказывался принимать участие в этом столовращении, – пишет аккордеонист Марк Бонель. – Я отказывался верить в возвращение Марселя. Я отказывался подчиняться приказам, которые отдавал дурацкий стол. Те, кто был солидарен со мной, впали в немилость. Мишель Эмэ, Шарль Азнавур, Анри Конте также попытались уговорить ее отказаться от этого гнусного занятия. Но она была не в том состоянии, чтобы прислушиваться к голосу разума…»[89] Это высказывание дополняет Филипп-Жерар: «Некоторые трюки не ускользали от ее внимания. Она скорее хотела верить, чем действительно верила. Возможность “разговаривать” с Марселем приносила ей радость».

В конечном итоге Пиаф вернулась в Париж лишь 4 февраля 1950 года, через три месяца после смерти Сердана. Она решила сменить место жительства и переехала в особняк, расположенный в районе Булонь-Бийянкур, улица Гамбетта, дом 5, здание находилось поблизости от заводов «Renault». Особняк стоял совершенно пустым и нуждался в срочном ремонте. Пока шли работы по благоустройству дома, Пиаф обосновалась в гостинице Сен-Ламбера, рядом с Версалем. Здесь ее застала телеграмма, отправленная Маринетт, официальной вдовой Марселя, которая приглашала певицу посетить пригород Касабланки. 27 февраля Эдит уехала в Марокко и на следующий день в четыре часа утра прибыла на ферму Сиди-Мааруф. Все 1 марта она провела с семьей Сердана. Странный визит любовницы к законной супруге. Женщины встретились впервые. Пиаф страстно желала этой встречи. Какие побудительные мотивы двигали звездой? Без сомнения, сложная смесь самых противоречивых чувств. Во-первых, желание стать ближе к Марселю, увидеть места, где он жил, познакомиться с его детьми. Во-вторых, Эдит испытывала определенное чувство вины, ведь она хотела разбить крепкую семью. И в-третьих, Пиаф более или менее осознанно хотела увековечить свою историю любви, выйти «из подполья», в котором ее вынуждал оставаться статус любовницы. Эдит казалось, что если жена и дети Сердана «признают» ее, то она обретет совершенно новый статус, в котором она нуждалась, чтобы поверить в реальность того, что она действительно была больше, чем любовницей Марселя.

Приехав из Марокко, Пиаф начала обживать особняк в Булоне. Ремонтные работы еще не закончились, поэтому певица поселилась в двух небольших комнатах, расположенных на первом этаже, справа от входа. Раньше эти комнаты служили привратницкой. Эдит останется там, превратив их в «частные апартаменты». Особняк был огромен[90]. На первом этаже также находился кабинет Андрэ Бигар, которая после десяти лет безупречной и преданной службы покинет пост секретаря актрисы. На этом же этаже обустроили просторный салон-гостиную. На втором этаже располагались подсобные помещения и комнаты, которые могли вместить всех приезжающих друзей.

В то время, о котором мы ведем рассказ, в особняке жили Ролан Амелис, прозванный Безымянным певцом, и Шарль Азнавур, который только что разошелся с Роше, своим партнером по дуэту. Последний решил остаться в Монреале, где женился на квебекской певице Аглае. Эдит давно знакома с Роланом Амелисом, они пересекались на «Radio-Cité» еще в эпоху «Жерни’с». Жизнерадостный от природы, душа любой компании, отныне певец станет играть роль официального шутника Пиаф. Что касается Азнавура, которого покровительница ласково называет «Дурашка», то он исполняет при Пиаф самые разные функции: не только автора-композитора, он также становится ее правой рукой, шофером и осветителем.

Не считая огромного рояля, который безраздельно царил в салоне, в особняке Пиаф не было почти никакой мебели. Это презрительное отношение к материальным ценностям, безусловно, являлось следствием кочевой жизни, которую вела Эдит, бродя по дорогам Франции вместе с отцом. В 1960 году Пиаф ответит Пьеру Дегропу, который задаст вопрос, касающийся ее благосостояния: «Я равнодушна к любым благам. Мне все равно. Я могу жить в погребе. В крошечной комнатенке. В огромных апартаментах. И уж на что мне совсем плевать, так это на мебель»[91].