Лео Бретхольц - Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

И вот я здесь, по другую сторону забора, и Леон стряхивает песок с моей одежды. Мы постояли несколько секунд, не смея поверить себе.

— Сохраняй спокойствие, если кто-нибудь попадется нам навстречу, — сказал Леон. — Иди как обычно.

Мы двинулись в путь, и, казалось, никто ничего не заметил. Пару минут мы шли молча. Меня охватила такая легкость, что хотелось бежать.

Наконец, Леон восторженно заявил:

— Ça у est. — «Вот и все».

Мы пошли быстрее и через час подошли к узкой дороге, ведущей в Перпиньян. По пути мы не встретили никого, кроме изредка проезжающих мимо нас велосипедистов, которые приветливо махали нам.

— Откуда ты узнал, где меня искать? — спросил я.

— Я услышал, что бельгийские поезда с заключенными направили сюда, — ответил Леон, — и понял, что ты здесь.

Он сказал, что Анни и ее семья покинули Антверпен вскоре после капитуляции Бельгии. Поездом и грузовиком они пробирались на юг. Когда он просматривал списки беженцев в бюро Красного Креста в Тулузе, он нашел фамилию Фрайермауер. Они находились в Люшоне, в горах, недалеко от испанской границы.

— Я могу посадить тебя на поезд, — предложил Леон.

— У меня нет денег.

— Я позабочусь об этом, — сказал он. — Это — мой подарок тебе.

День спустя, все еще не веря, что я на свободе, я прибыл в Люшон.

7

ЛЮШОН, БАНЬЕР-ДЕ-БИГОР

(август 1940 — декабрь 1941)

Люшон был местом, где обычно отдыхали беззаботные туристы. Теперь, однако, город был полон испуганных, оторванных от родины, таких же, как я, людей, которые постоянно размышляли о том, куда бежать дальше.

Находясь в лагере Сен-Сиприен в изоляции от внешнего мира, я не имел представления о действительном размахе происходящих событий. Продвижение немцев по Европе вынуждало миллионы людей оставлять свои дома, срываясь с места на любых машинах, поездах, грузовиках, повозках или просто пешком, и двигаться по дорогам континента в поисках безопасного убежища. Дороги, ведущие на юг Франции, забитые толпами беженцев, мгновенно пустели, когда низко летящие немецкие самолеты поливали их ураганным огнем. Только после капитуляции Франции, когда правительство подписало перемирие с Германией, атаки прекратились. Но куда теперь было прятаться людям, когда никто не стоял на пути у немцев?

В Люшоне беженцы могли задержаться, чтобы перевести дух, укрыться на время, надеясь, что столь незначительный город вряд ли будет захвачен немцами. На вокзале мне дали адрес Красного Креста, где можно было получить информацию о фамилиях и местопребывании беженцев. На главной улице я нашел наспех устроенное справочное бюро: разложенные на деревянных столах листы бумаги, в которых рылись озабоченные люди.

Мне попадались новые и новые списки — фамилии людей, вынужденных бежать в никуда, в то время как их родина рушилась позади них. Многие из них были евреями. В результате немецкого вторжения массы людей устремились на юг, заполняя города и деревни. Люшон, пытающийся приспособиться к наплыву беженцев, был невероятно красивым местом отдыха. Это был курорт, расположенный в Пиренеях, вблизи испанской границы, известный своими термальными источниками и лыжными трассами. Сюда приезжали в отпуск — отдохнуть и развлечься. Но сейчас город был переполнен людьми, которые просто хотели выжить; людьми, которые когда-то были уважаемыми гражданами, имели семьи и честно работали, внося свой вклад в общество. Являясь частью этого общества, они воображали, что находятся дома, в безопасности. Теперь они стали только именами в бесчисленных списках и пытались пережить каждый следующий непредсказуемый день.

В одном из списков я нашел Фрайермауеров. Я чуть не подпрыгнул от радости. Служащий Красного Креста дал мне их адрес; Rue Hortense, 7. Их жилье было совсем близко. Я надеялся, что они дома и с радостью встретят меня и я не стану для них обузой.

Дверь открыл Йозеф Фрайермауер. При виде меня трубка чуть не выпала у него изо рта. Он обнял меня своими мускулистыми руками и крикнул:

— Рашель, Аннеке, Нетти, идите сюда! Посмотрите, кто пришел!

Я никогда не видел, чтобы он был так ошеломлен. Уже через секунду остальные горячо обнимали меня. Глаза Рашель были полны слез, а Анни поцеловала меня в щеку.

— Какой ты черный, — заметила Нетти.

— Да, три месяца на пляже возле моря, — рассмеялся я.

— Мы не имели представления, куда тебя отправили из Антверпена, — сказал Йозеф.

Рашель вытерла слезы и сказала:

— Человек предполагает, а Бог располагает.

Решение приняли быстро: я смогу остаться у них. Услышав эти слова, я вздохнул с облегчением. Мое спальное место — диван. Они спросили, устраивает ли меня это. Боже мой, после соломы в Сен-Сиприене диван казался мне просто царским ложем. Мы разговаривали так, словно с момента нашего расставания прошли не месяцы, а годы. Они приехали сюда через несколько недель после бомбардировки Бельгии, а чуть позже к ним присоединились братья и сестры Йозефа со своими супругами. Я рассказал им, как мне удалось убежать из Сен-Сиприена.

— Леон? — удивились они.

— Как с неба свалился, — сказал я.

— Так на него похоже, — заметила Анни.

Леон Остеррайхер внезапно и быстро ворвался в мою жизнь и так же быстро исчез из нее, на этот раз навсегда, настигнутый своей собственной непредсказуемой военной судьбой.

Позже мы с Анни гуляли по городу. Там были элегантные кафе со столиками на тротуарах и казино посреди парка. Вдали вокруг нас была видна захватывающая горная панорама. Я держал Анни за руку, спрашивая себя, неужели и завтра я смогу это делать.

Утром мы с отцом Анни отправились в ратушу, чтобы зарегистрировать меня как «беженца с севера». Моего бельгийского удостоверения личности оказалось вполне достаточно; не было задано ни одного вопроса. Меня приняли за одного из тех, кому удалось убежать из зоны военных действий. Регистрация означала, что я стал легальным, хотя и временным жителем Люшона — таким же, как все остальные.

Медленно бредя по городу, мы с Йозефом наткнулись на вывеску, которая гласила: «Купи курицу и получишь в придачу дюжину яиц бесплатно». Вот это да, подумал я. В Вене о тех, кто живет роскошно, мы говорили: живет как Бог во Франции. Здесь мы столкнулись с подтверждением этого. Все без продовольственных карточек, без ограничений: избыток мяса и овощей, вкусные фрукты и чудесный хлеб. Да, Пиренеи были краем изобилия.

Это было чудесно, но быстро кончилось. Территории Франции, занятые немцами, оказывали влияние на неоккупированные зоны. В течение нескольких недель количество продовольствия резко сократилось и были введены карточки. Даже на соль, так как немцы заняли соляные копи на юго-западе страны и использовали большую часть добываемой соли для нужд военной промышленности. Вскоре в магазинах исчезло мыло. Люди запасались. Йозеф не был любителем стояния в очередях, тем более за одним куском мыла, и вспомнил, как во время последней войны его отец в Польше сам варил мыло.