Дерзость - Фарид Салихович Фазлиахметов
Лева пополз к полотну.
— Сначала вытащи из фугаса детонатор, а потом отсоедини батарею, — шепотом напутствовал я его, хотя он прекрасно знал, в каком порядке надо проводить разминирование.
Батарея и в самом деле оказалась слабой. Спасенный заряд вскоре вновь был использован. Минировали опять Никольский и Суралев. Ими был подорван эшелон с военной техникой, следовавший в сторону Бобруйска. А для Левы Никольского этот случай с миной стал переломным. После него он избавился от детской беспечности и рассеянности, стал хорошим бойцом.
Основной запас взрывчатки группа использовала, но мины, батарейки и несколько шашек прессованного тола у нас еще оставались. Возвращаться за взрывчаткой в Маковье было очень далеко, и поэтому мы решили заняться выплавкой тола из снарядов. Мы знали, что плавленый тол детонирует от взрыва прессованного. Погода для начала октября стояла просто прекрасная, и провести еще несколько дней в лесу можно было совершенно спокойно.
Снаряды доставили из-под Гарожи, навьючив ими лошадей, и в лесном лагере закипела работа. Ни корыта, ни бачка под руками не было — снаряды разогревали прямо на костре. Этим делом занимались попарно, поочереди, а остальные бойцы в это время в безопасном месте оборудовали седла.
Движение поездов пока не возобновилось, и мы съездили в деревни Журавец, Ясень, Александровку — населенные пункты, примыкающие к самой железной дороге. В этих деревнях партизаны появлялись редко, и нам удалось в них раздобыть кое-что из военного обмундирования, а главное, разжиться темно-синими суконными казакинами. Они были на подкладке, наглухо застегивались крючками и пришлись нам очень кстати.
Весь день шестого октября мы провели в Ражнетове-1. С большим трудом вспоминая немецкие слова, Я написал дезертиру-немцу записку, чтобы он пришел в деревню. Под вечер мы с ним встретились. И вот тут мне пришлось пожалеть о том, что в школе да и в институте я не особо налегал на немецкий язык. Знать бы тогда, что он со временем пригодится. И, напрягая, память, я произнес:
— Гутен морген, гутен таг.
Ребята рассмеялись, засмеялся и немец. И тут оказалось, что он вполне сносно, хоть и с сильным акцентом может говорить по-русски.
— Здравствуйте, — произнес он и улыбнулся.
Это был молодой человек лет двадцати пяти, с хорошей военной выправкой, но худой, грязный и бледный. Старый потрепанный мундир висел на нем как на вешалке. Оружия при немце никакого не было Из его рассказов следовало, что он антифашист. Не желая воевать против нашей страны, две недели тому назад он сошел с эшелона, идущего в сторону Бобруйска, и подался в лес. В деревнях появлялся редко, опасаясь, что его могут схватить полицаи или жандармы. Рассчитывал с помощью местных жителей встретиться с партизанами и теперь очень рад, что встретился.
— Для чего? — спросил я.
— Чтобы воевать с фашистами.
— Почему мы должны верить вам?
— Я передам важные сведения, которые могут быть использованы командованием Красной Армии.
— Какие именно?
— Нумерацию, вооружение, численность войсковых частей, расположенных в Марьиной Горке и Пуховичах.
Кто же он такой — враг или друг? Если друг, будет у нас больше на одного безоружного бойца, если враг, то каковы его намерения? Надо доставить перебежчика в партизанскую зону и там хорошенько во всем разобраться. Кстати, и отдохнем несколько дней в теплых избах. Честно говоря, за эту неделю изрядно устали. Хотя днем и тепло было, зато ночами холод пробирал до костей.
Послали разведку к реке Свислочь — в той стороне виднелось зарево от огромных костров. Разведчики вскоре вернулись. Оказалось, что это наши товарищи во главе с Шарым уничтожают запасы дров, заготовленных оккупантами. Через некоторое время они появились в нашем расположении.
— Из чего же плоты будем делать? — поздоровавшись, спросил я у Шарого.
— На плоты оставили. А дрова... Не оставлять же их немцам.
— А что, собираются вывозить?
— Уже возят. Вернее, вывозили. На тракторных санях, а потом уж перегружали на машины.
Шарый еще накануне заминировал дорогу и взорвал трактор, а теперь вот догорают дрова. Скоро от огромных штабелей останутся только кучи золы...
Я доложил Шарому, что нам удалось подорвать два воинских эшелона, отметил мужественный поступок Никольского. Капитан похвалил меня и ребят за то, что заготовили взрывчатку, а когда подвели к нему дезертира, поморщился и произнес:
— Не имела баба хлопот, да купила порося! На черта он нам нужен?
— Ганс утверждает, что может дать важные разведданные, — заметил я.
— Послушаем, — сказал Шарый и спросил немца: — Что вы можете сообщить?
И тот неторопливо стал перечислять наименования, нумерацию, численность и вооружение войсковых частей, размещенных в Марьиной Горке и в Пуховичах.
— Очень интересно, — заявил Шарый, — спасибо. — И пожал Гансу руку. Тот сразу повеселел. Затем Шарый взял меня под руку и отвел в сторону.
— Все, что он сказал, соответствует самым свежим данным из других источников. Это подозрительно.
— Почему?
— Ведь он дезертировал две недели назад. Неужели за это время не произошло никаких перемещений войсковых частей?
— Могло и не произойти.
— А если произошло, то знать об этом, находясь в бегах, немец не мог, если, конечно, он не вражеский лазутчик.
— Верно. Это же нетрудно проверить.
— Сейчас мы тронемся в путь, будем вести за ним тщательное наблюдение. Возможно, он чем-нибудь выдаст себя.
Договорились мы и еще кое о чем.
Ганс быстро освоился со своим положением. Уже на переправе через Свислочь он хлопотал, как и все, с интересом работал на сборке плота, стараясь быть на виду у Шарого. А когда переправились, перешли шлях и устроились на отдых в деревне Игнатовке, проявил вдруг чрезмерное любопытство к нашему маршруту, то и дело заглядывая в развернутую Шарым карту. Он спрашивал, какие населенные пункты мы должны пройти, далеко ли до лагеря. Если Ганс немецкий агент, то поведение его непонятно. Разведчик вел бы себя иначе. А может быть, он специально прикидывается простаком? Или считает нас круглыми дураками?
Шарый между тем, не высказав, казалось, Гансу и тени неудовольствия, подробно и охотно рассказал о нашем маршруте. В вещевых мешках бойцов нашелся и комплект белья, и портянки, и костюм. Гансу перед сном предложили переодеться, что он сделал с большой охотой.
— Эй, Петро, — крикнул Шарый Токареву, — выброси это барахло, — и кивнул на тряпки Ганса.
Однако барахло выброшено не было, оно попало в другой
