Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

Южная Африка была далеко. Трудности жизни в изгнании частично смягчались тем, что число политических изгнанников из ЮАР в Лондоне всё увеличивалось, а мы участвовали в деятельности Британского движения против апартеида. Среди наших ближайших друзей были белые товарищи, с которыми мы познакомились ещё в Южной Африке, как например, Ходжсоны, Бернштейны и Бантинги. Мы стали особенно близкими друзьями с Уолфи Кодешем, когда-то возившим меня и Роули по Йоханнесбургу.

Роули получил пять лет тюрьмы за попытку (безуспешную) создать соперничающую коммунистическую группу с маоистской направленностью. Барри Хиггс был вызван в суд для того, чтобы дать показания, и, не желая делать это, бежал из страны вместе со своей подругой Сибиллой. Некоторое время они жили у нас в Голдерс-Гринз. Стив и Тельма Нел эмигрировали и поселились в Масуэл-Хилл, где мы провели много счастливых часов. Джон Биззел был вызван для того, чтобы давать показания на процессе по делу Брама Фишера. Как и Барри Хиггс, он решил покинуть страну. Он и его жена поселились в Канаде и они стали активными членами Коммунистической партии Канады. Ещё один дурбанский новобранец, Айван Страсбург, женился на Тони — дочери Хильды — и они уехали из Южной Африки с выездной визой, но без въездной. Айван стал ведущим теле— и кинооператором в Великобритании. Самой печальной новостью было то, что Эрнст Галло, с которым мы продавали газету «Нью Эйдж» в Дурбане, заболел, когда находился в тюрьме, и умер из-за нерадивости полиции.

Однажды мы получили вырезку из дурбанской газеты, в которой сообщалось о смерти «от собственных рук» лейтенанта Гроблера. В некрологе описывалась блестящая полицейская карьера и сообщалось, что только я «смог избежать его длинных рук».

Вера и Джордж Поннен тоже отправились в изгнание. Я встретился с ними накоротке в аэропорту Хитроу, когда они направлялись в Канаду. Вера, тепло обняв меня, сказала: «Ты совсем не изменился. Ты тот же». Я расценил это как комплимент.

И Эмпи Найкер, и Роберт Реша теперь жили в Лондоне и работали в АНК. Реша любил говорить, что я был его протеже, вспоминая о многорасовых вечеринках дошарпевильских времён и о его предложении, чтобы я уделял час в неделю своего времени для работы на Движение.

Моя мать посетила нас летом 1967 года. Мы встретились впервые после смерти моего отца, и она выглядела сильно постаревшей. Её отец, мой дедушка по материнской линии Абе Коэн умер через год после моего отца, и ей пришлось перенести много горя.

Перестроиться на жизнь в Англии было несложно. Мы научились называть «роботы» — «светофорами», «печки» — «духовками» и «винные магазины» — «распивочными». Оказалось, что в лавке мясника в Финчли[25] можно покупать даже «boerewors» — особые южноафриканские сосиски. Мы научились жить без апельсинов южноафриканской фирмы «Аутспан», без винограда и вина из Капской провинции, без коньяка KWV, хотя, когда подпольные курьеры спрашивали меня, чего особенного привезти из Южной Африки, я всегда предпочитал упомянуть о бутылочке последнего.

Я поступил в Лондонскую школу экономики (LSE) и в течение нескольких лет по стипендии ООН изучал социологию. Это было в разгаре студенческого движения, когда в LSE в 1966 году начались первые сидячие забастовки. На непродолжительное время LSE была объявлена «открытым» университетом и я выступал с лекциями по Южной Африке. Ведущей силой были студенты троцкистской ориентации и хотя я не разделял их взглядов, среди них у меня появилось много друзей. У меня появились также друзья из числа американских студентов, которые занимали активные позиции по Вьетнаму, и я обнаружил, что их подходы к политике кажутся мне свежими и привлекательными, хотя они и не считали марксизм вершиной мироздания.

Где-то поблизости затаился некий Гордон Винтер, журналист. Он тайно сфотографировал меня. Через несколько лет он написал книгу «Внутри БОСС»[26], в которой признался, что был шпионом Претории. Винтер утверждал, что он «следил за Ронни и его друзьями в LSE». Я относился к нему с недоверием. Несмотря на его слежку, я сумел завербовать нескольких студентов LSE в качестве наших подпольных курьеров и никто из них не был пойман в ЮАР. Винтер неправильно истолковал моё «преподавательство» в LSE и в течение многих лет южноафриканские газеты именовали меня «бывшим президентом Совета студентов университета Наталя и бывшим преподавателем LSE». Это было двойное преувеличение, поскольку в этом университете в Дурбане я даже не проучился ни одного полного семестра.

Это были годы бьющего через край протеста. Одна из демонстраций закончилась битьём стекол в Южноафриканском Доме[27]. Мой сосед был арестован за то, что швырнул в окно посольства мусорную урну. Я давал показания в его защиту в суде Олд Бейли, указывая на то, что посольство является символом расизма. Он был оправдан дружественно настроенными присяжными.

Первые пропагандистские материалы мы отправили домой в ЮАР в 1967 году, вскоре после вступления МК на территорию тогдашней Родезии. В то время у нас не было непосредственного доступа к границе с ЮАР для проникновения в страну. Поэтому наши бойцы присоединились к партизанам ЗАПУ (Союза африканского народа Зимбабве), руководимого Джошуа Нкомо, в надежде проложить путь в Южную Африку. Наши первые материалы из Лондона сообщали людям, помимо всего прочего, и об этих действиях МК.

Джек был большим специалистом в создании чемоданов с двойным дном и скоро южноафриканские и иностранные туристы начали перевозить в Южную Африку наши подпольные листовки. В то же время британские докеры закладывали наши листовки в пароходные контейнеры, направляемые в порты и на фабрики Южной Африки.

Очень активно помогала нам организация «Молодые коммунисты Великобритании». На молодёжной конференции в Болгарии я подружился с их национальным организатором, «кокни»[28] по имени Джордж Бриджес. Он считал, что Южная Африка — одно из самых тяжёлых для коммунистической деятельности мест в мире. Он был удивлён, когда я не согласился и сказал, что гораздо труднее работать в такой стране, как Англия. Я объяснил, что хотя это могло быть более опасным физически, но проблемы Южной Африки были более ясными и будущее социализма в ЮАР по сравнению с Великобританией было более многообещающим.

Во время поездки в Болгарию я встретился с Джонни Макатини, который представлял АНК во Франции и в Алжире. Мы вспомнили о дурбанских днях и об оптимистическом настроении во времена нашего ухода в изгнание. Борьба внутри Южной Африки в то время была на самом низком уровне. Мы согласились, что можно было считать удачей даже то, что мы выжили для перегруппировки сил и подготовки к следующему этапу. Нас обоих представили русскому космонавту Юрию Гагарину, который сказал, что электрическое освещение района Витватерсранда было очень ярким и его можно было видеть из космоса. Я рассказал ему о том, как мы нелегально доставляли листовки в Южную Африку и он пошутил, что когда в следующий раз отправится «вверх», то захватит несколько штук с собой…