Владимир Силантьев - Воздушные разведчики

Начинать все сначала было равносильно самоубийству. Сугрин всполошил всю противовоздушную оборону врага. Поблизости от объекта разведки находился вражеский аэродром с истребителями, они уже поднялись на перехват. Не успел Сугрин подумать об этом, как навстречу из облаков вынырнули два "фоккера". Фашистов явно наводили по радио с земли. Один из них мелькнул перед носом "пешки", но реакция Сугрина была мгновенной. Он нажал на гашетку переднего крупнокалиберного пулемета и увидел, как огненные трассы прошли под крылом стервятника. Валентин потянул штурвал на себя, дал форсаж .моторам и скрылся в облаках.

- Ух, аж вспотел, - облегченно вздохнул Валентин и, сдвинул шлемофон на затылок, вытер пот со лба и спросил штурмана: "Сколько лететь до дома?"

Оставалось триста километров, около половины из них над вражескими войсками, засевшими в окопах у "Смоленских ворот". На подходе к линии фронта разведчики снова попали под ураганный заградительный заслон зенитной артиллерии. Снова снаряды взрывались рядом с бомбардировщиком. Валентин постоянно маневрировал, менял курс, снижал или увеличивал скорость "пешки". Самолет словно заколдованный мчался сквозь зенитный огонь. Но вдруг тупой треск заглушил ровный гул моторов. Самолет тряхнуло. Валентин взглянул на правый мотор и заметил в капоте огромную зияющую дыру. Из нее сифонил зеленоватый антифриз и била коричневая масляная пена. Давление масла одного мотора упало до нуля.

Какое-то мгновение самолет летел по инерции, но вот "пешку" стало кренить вправо - заклинило мотор, винт остановился. Валентин с трудом выровнял машину и крикнул штурману:

- Романов, плохи дела! Полетим на одном моторе!

Но штурман не отвечал.

- Романов, ты жив?

В наушниках шлемофона тишина.

- Женька, - изо всех сил закричал Сугрин, - Отзовись! Что с тобой?

Штурман по-прежнему молчал, но он был жив. Осколок снаряда полоснул ему по бровям. Кровь заливала глаза Романову, и он ничего не видел. От сильной боли в глазах он решил, что ослеп.

Во время крена Евгений потерял равновесие и скатился в дальний угол штурманского отсека кабины. Сугрин крутил головой, но за толстой бронированной спиной не мог разглядеть Романова. Падая, тот шнуром шлемофона задел за какой-то рычаг, и связь прекратилась. Прошло минут пять, пока "слепой" Евгений нащупал шнур, присоединил его и наконец услышал крики Сугрина.

- Не ори, - спокойно сказал Романов, - не на пожаре мы.

- Жив, жив! - обрадовался Валентин. - Хорошо, что не на пожаре. Этого не хватало. Скажи, какой курс домой?

- Боюсь, командир, я тебе больше не помощник. Ранен я, глаза заливает кровью. Возьми планшет, посмотри - курс указан на карте.

Пока Валентин маневрировал, уходя от огня, самолет потерял высоту. На одном моторе летчик сумел поднять "пешку" до 800 метров, пролететь 270 километров в густой облачности и благополучно приземлиться на своей базе в Смоленске. К счастью, Евгений скоро поправился.

После этого Сугрин вместе с Романовым совершили еще десятки вылетов на разведку немецкой обороны на рубежах Витебск - Орша, на участке Борисов Березино, по реке Западная Двина на линии Полоцк - Даугавпилс и других общей площадью в тридцать тысяч квадратных километров. Но после того злополучного полета, когда Романова ранило, а мотор заклинило, Сугрин обходил стороной "Смоленские ворота".

...Что же могло случиться теперь с опытнейшим экипажем? Я глубоко переживал случившееся. За время боевой работы мы с Сугриным и Романовым крепко подружились.

День клонился к вечеру, когда, удрученный, я пошел на ужин в технарскую столовую. Но не успел спуститься с лестницы казармы, как - глазам - своим не верю! - мне навстречу идет Женька Романов с забинтованной головой. За ним, как всегда вразвалочку, шагал целехонький Сугрин.

Крепко обнялись, будто не виделись сто лет. Романов коротко рассказал, как над Витебском, когда уже воз-ращались домой, "тройку" подожгли зенитки. Аварийно приземлились "на живот", добрались до Смоленска на автомашинах. Валентин, не изменив себе, и на этот раз отмалчивался, развел лишь руками, что означало "оплошали". Увидев счастливую Шуру, я вспомнил ее рыдания на крыльце казармы, несправедливые упреки, в том числе в мой адрес, и сказал:

- Ну что? А кричала: "Вы убили моего Валентина!" А дело, оказывается, не в самолете.

- А разве я твой самолет имела в виду? - возразила острая на язык Шура.

- А что же?

- Забыл? Кто устроил вчера гулянку на всю ночь?

Полетели на задание невыспавшиеся... Что, неправда?

Верно, вчера мне исполнилось двадцать два года. Когда о дне рождения узнали мои боевые друзья, они дружно настояли отметить это событие. Никакой "гулянки", однако, не было. Шура ее вообразила. Она не присутствовала на дне рождения.

ПРОЩАЙ, "ТРОЙКА"!

В июне 1944 года, когда немцы предчувствовали, что наши армии, вот-вот перейдут в наступление на рубежах "Смоленских ворот", они усилили бомбардировку Смоленска, "юнкерсы" стремились уничтожить эшелоны с подкреплением, которые шли на фронт через город. Фашисты развешивали по ночам осветительные бомбы и методично бомбили район вокзала и железнодорожного узла, возле которого находилась наша казарма.

Та памятная многочасовая бомбежка аэродрома Выползово, когда сгорела "пешка" Гриши Вольского, казалась теперь обычным налетом по сравнению с бомбовым адом, который устраивали фашисты каждую ночь над Смоленском. В первый раз нашлись среди нас ухари, отказавшиеся укрыться в бетонном бомбоубежище. Они пошли посмотреть, как наши зенитчики вели дуэль с фашистскими "бомберами". Фашистам не удалось поразить нашу батарею. Зенитчики храбро сражались, сбили один самолет, но вынуждены были прекратить стрельбу. Почему? Докрасна нагрелся ствол их орудия, и стало опасно стрелять. Когда один из наших разведчиков возвращался с батареи, осколком взорвавшейся бомбы ему перебило щиколотки.

Во вторую ночь бомбоубежище было переполнено. Вражеская атака была еще мощнее и продолжительнее. Казалось, бомбы взрывались рядом с нашим укрытием. Стены качались.

Несмотря на массированные бомбежки, утром железнодорожный узел Смоленска оживал, и к полудню движение товарняка возобновлялось. Днем вражеские бомбардировщики боялись появляться. Лишь однажды они совершили налет на аэродром, разбомбили бетонированную взлетно-посадочную полосу, не дав возможности поднять на перехват истребители ПВО. К счастью, наши самолеты не пострадали.

Налеты на Смоленск продолжались, и мы решили перебазироваться из города в малоприметную отдаленную деревушку. С ней установили телефонную связь. В избах поселили нескольких старших авиамехаников, которые по команде могли быстро добираться до стоянок и отправлять самолет в разведку.