Инчик-Сахалинчик - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
– Дура, греби!
А чем грести? Палка и та из рук выскочила. Мальчишки плыли ко мне, наверное, вечность.
– Спасибо, что не бросили, – буркнула я, пока как королева сидела на плоту, а они его толкали, бултыхаясь по горло в воде
Мальчики очень странно на девочку посмотрели:
– Ты чего, Зубчиха, мы ж могли и не доплыть! Надо было с плота прыгать и вразмашку к берегу.
Я потупилась:
– Ну не смогла я чужое имущество бросить на произвол судьбы!
С этих пор пацаны в моём классе шушукались:
– Бабы и вправду дуры!
Всё было уже неважно,
потому что кораблик бумажный
запускается молча.
Песня вдали не смолкла.
Пропавшие дети рыдали.
Их с корабля как бы звали,
но звали совсем недолго.
Так и ушёл по Волге
тот теплоход бумажный.
А кто-то самый отважный
пойдет в дом, оторвёт бумаги
сложит корабль и отваги
ему будет не занимать:
«Плыви, тебя не догнать!»
Вот так мы и жили:
кораблики молча плыли,
сверкала в небе луна
пропащая такая сама.
И всё уже было неважно,
был бы рот у матери напомажен,
а в руках у отца лопата.
Жизнь как жизнь, но горбата.
И весёлые игры у Инки —
родительские вечеринки.
А ты, мой кораблик, плыви,
у тебя ведь всё впереди,
в отличие от меня.
Всю жизнь промолчала я.
Лыжный спорт и бережёного бог бережёт
На лыжи мгачинцы вставали очень рано – в первый год своей жизни. Снегоступы для малышей делали их папаши: обрезали свои взрослые полозья, место распила зачищали наждачной бумагой и прикручивали купленные в скобяном магазине крепления для валенок. Палки тоже отпиливали, а на маленький нижний обрубок насаживали пластмассовую ручку, выкрученную с верхнего обрубка. И вперёд! Так росли все. Я тоже. Каждый год моей жизни лыжи становились всё длиннее и уже. А когда в лыжной секции появились первые беговые пластиковые, я в нее записалась. Это было в пятом классе в 1981 году. Спортивный инвентарь детям выдавали бесплатно, а если лыжи ломались, то их заменяли новыми. Наш тренер был очень смешным и маленьким старикашкой – корявым и картавым. Но несмотря на это, он докатал меня до второго взрослого разряда. А бросила я беговые лыжи, когда от нагрузок начало шалить сердечко (после окончания школы). Хотя здорово было тренироваться в зимнем, хвойном лесу. Незабываемые впечатления!
А ещё у нас возвели горную трассу, там даже подъёмник запустили. И где-то в девятом классе я пошла осваивать вершины и тяжёлые горнолыжные ботинки. И здесь всё снаряжение юные спортсмены получали бесплатно. Но вскоре выяснилось, что я боюсь высоты. И раза два упав очень больно, я бросила это дело.
– Жизнь дороже! – сказала я молодому и очень красивому тренеру.
– Вернёшься к своему лысому карлику? – насупился он.
Я грустно кивнула и отвела глаза:
– Ну с тобой же Бекетова остаётся.
– Эх, говнюшка ты.
Молодой и красивый тренер отвернулся от бессовестной недоспортсменки и изящно спустился с горы.
– Был бы холостой, может и осталась. С лица воду не пить. А у меня кости в теле молодые, им еще жить и жить, ходить и ходить по планете! – буркнула я и осторожно скатилась.
– Береженого бог бережет! – сказала мне дома мама и поцеловала в лобик.
Обувь-зимка
Тётка Вера научила меня вязать крючком. Самое простенькое: шапочку да тапочки. Шапочка получилась не ахти, а вот тапки очень даже ничего! Навязала я тапок на всю семью и друзьям семьи. Кстати, это занятие не быстрое: нужно к каждому тапку пришить тряпичную подошву – так теплее и износоустойчивость повыше. Но вскоре оказалось, что такие тапки – дерьмотапки в сравнении с теми, что мы всегда носили. А носили мы тапочки нивхов. Шили их нивхи в северных селениях, в маленьких швейных мастерских и реализовывали в магазины острова. О, какие это были тапки! Натуральный мех, натуральная кожа. Сносу им нет, самое то ходить по нашим ледяным полам. Почти валенки. А ещё и с красивым рисунком на мыске.
Ах да, валенки! Зимой сельчане ходили только в валенках или бурках. Валенки продавались серые, белые и черные – без рисунка. Рисунок вышивали сами, кто на что горазд. Помню как я трудилась над звездочками и снежинками (год на год не похож): то мелкой россыпью, то крупной. Причём валенки в галошах – дурной тон, только для лялек и дедов. Настоящая восьмиклассница будет козырять по школе стоптанными подошвами, но без этой ужасной резины. А ещё лучше, если она настолько рукодельница, что на голяшке вышьет пионерский галстук – в память о прошедшей пионерии; или флаги дружественных нам стран, например американский или кубинский – без разницы.
А бурки… те что русские, чёрные, войлок от самой ступни до верха – отстой, «бабушкина радость» и «дедок-ходок». А вот материковские меховые унты: якутские или сибирские – это круто, но для пацанов или охотников! А нашим девочкам нравятся наши сахалинские, нивхские или эвенские унты – красивые, узорчатые. Хрусь, хрусь по снегу в вечно-модных…
А в нашем клубе сёдня танцы
Случилось страшное: в 1958 году перепутали проекты двух Домов Культуры. И в итоге, в городе Александровск-Сахалинском построили маленький приземистый сарай культуры, а в посёлке Мгачи – самый настоящий храм с колоннами, и уходящей прямо в небо крышей! Но сейчас, с высоты своих лет, я думаю, сии легенды были беспочвенными. Ну не могло жирное и богатое шахтоуправление выбрать для себя план поскромнее. Итак, во мгачинском ДК было три этажа. Первый этаж: билетная касса, две большие раздевалки, зал для занятий диско танцами, буфет и библиотека. Второй этаж: спортивный зал, зрительный зал со сценой, различные кружки. Третий этаж: малый зал и кинобудка. В спортивном зале тут же начали проходить уроки физкультуры, так как в школе не было спортзала. В клубе крутили фильмы со страшной давкой на кассе, местная самодеятельность и приезжие артисты организовывали концерты. А ещё местная администрация запустила грандиозный проект «Танцы-шманцы-обжиманцы». Эстрадно-инструментальная группа сопровождала это дело, получая взамен достойные деньги в виде зарплаты и чаевых, ведь каждому трудовому человеку хотелось, чтобы музыканты сыграли его любимую песню. Ансамбль у нас крутой, всё-всё
