Инчик-Сахалинчик - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
А когда мне исполнилось 14 лет, я наконец-то освободилась от вырезания из бумаги восьмёрки с буквами и придумала другую безделку. Недавно мне подарили набор для выжигания по дереву, и вот я прячась в сарае, выжигаю для мамочки картину: берег моря, чайки, солнце и все дела. Стараюсь, кряхчу, вытираю языком сопли – дюже холодно в неотапливаемом сарае. В начале весны на севере острова – зима ещё лютая! Ко мне тихонечко подкрался отец и «Бух!» – напугал. Электровыжигатель падает из моих озябших рук прямо на картину и безобразно плавит то место, где должно быть небо.
– Папка, блин! – кричу я. – Вот что ты наделал! Что матери теперь дарить буду?
Иван-дурак понимает наконец всю тяжесть своего положения и морщит лоб от натуги.
«Не морщи, там мозгов всё равно нет!» – хочу промолвить я словами Валентины Николаевны, но насупилась, молчу, а затем фыркаю и рисую на этом месте силуэт корабля. Радуюсь: «Вроде бы неплохо получилось!»
Ивану Вавиловичу не особо понравилась моя идея, он покрутил в руках картинку-фанерку, фу-фукнул и говорит:
– Зря, надо было на этом месте плывущего медведя нарисовать.
Я закатываю глаза:
– Ну ты, батя, даёшь! Пятно чёрное?
– Чёрное.
– Значит какой медведь должен быть: бурый или белый?
– Бурый, наверное, – неуверенно отвечает отец.
– А бурые медведи разве плавают по морям?
Иван пожал плечами.
– Нет, не плавают, – назидательно сказала я. – Да и нет в на Сахалине белых медведей. Всё, отстань.
Наступило 8 Марта. Иван Зубков подарил жене (бьют фанфары!) новую кастрюлю. Умереть от счастья и не встать! А я радостно преподнесла картину «Татарский пролив на закате». Мамка обняла сперва меня, потом мужа с кастрюлей и рассмотрела мое художество:
– И какая ж у меня дочь растет талантливая! А вот плывущий к берегу медведь у тебя лучше всего получился: такой живой весь, интересный.
«Трам-пам-пам!» – сглотнула слюну художница и решила к следующему международному женскому дню копить деньги… на сковородку. Сковородка, она надёжнее! Ведь правда?
Надобь
Жизнь за МКАДом ужасна! Все так говорят. Водка, нищета, мафия, разборки, пистолетные дела, драки в подъездах, тупые подростки, прокуренные девки. Особливо в монопрофильных городах. Но СССР слишком огромен! Где-то живут нелюди, а где-то люди. Не, нам во Мгачах недосуг драться да устраивать потасовки во дворах. С утра встал и надобь в школу, на работу,
надобь уроки делать по часа 2–4,
а ежели ни на работу, то
надобь сена накосить
надобь свиньям дать,
надобь курам зерна насыпать,
надобь в огороде раком постоять,
надобь в лес по грибы, по ягоды, за дикоросами,
надобь порыбачить, а ежели летом, то с ночёвкой,
надобь к морю побежать купаться, а это тож на цельный день,
надобь в лапту, классики, городки и скакалки, прятки поиграть,
надобь дождаться зимы и каждый день на лед – навагу, крабов натягать,
а коль ты баба или бабская дочка, то
надобь полы в дому помыть, сготовить завтрак, обед и ужин,
а кто по другому живет, то с голодухи окочуривается,
и всё, хоронить идём, песнь печальную поём.
Где уж тут мордобои затевать да подъезды заплевывать! Жить надобно. Вот так.
Красавец Южный
Позади седьмой класс, каникулы. Мы всем классом едем на экскурсию в Южно-Сахалинск! Впервые еду. Остров маленький, а вот те… Съездить куда-либо – это событие. Сперва сорок минут на рейсовом автобусе в Алесксандровск-Сахалинский, потом на другом автобусе два часа до Тымовска. А там на поезд и ещё 12 часов по японской узкоколейке. Вот и Южный: ну прям такой город-город-город, со Мгачами не сравнить! Музеи не помню. Помню холодное Охотское море с большими камушками на берегу вместо ласкового песка. И вода сразу уходит на глубину. Не, купаться невозможно! Побултыхались в теплых озерах да в их водорослях – что для меня тоже в новинку.
Но самое удивительное – это корейцы. Их много! А женщины кореянки даже на самой главной улице продают пянсе, манты и кимчи. Ничего вкуснее я в жизни не ела!
Назад я ехала с десятилитровым аквариумом, в нём лежали пять вафельных тортов, а в руках банка с рыбками.
Судьба рыбок оказалась печальна: половина заболели и сдохли, а вторую половину выловила наша кошка Маруська. Ну ничего! Отец вырезал мне стекло в качестве крышки, а рыбок мы регулярно докупали у местных рыборазводчиков.
Спасибо тебе, Южный, за всё! А за аквариум особенно.
Велосипед и диверсанты
Самокат, так же как и машина, мне достался с очень большим пробегом. Откуда его приперли предки, я не знаю, но счастью не было предела, ведь это тебе ни неповоротливый Москвич, а ого-го какое мобильное устройство: хоть по двору, хоть по дороге! Да, да под самый настоящий Камаз. И где только родители были? Я уже говорила, что они детям многое позволяли? Безалаберные в те времена были родители.
А самокат вскоре сменился новеньким блестяще-зелёным трехколесным велосипедом. Потом глянцевым двухколесным. И каждые три года обновлялся на новый – побольше. Верх искусства – кататься без рук. Я это делала виртуозно: от Востока до Рудника могла проехаться легко!
Сижу я как-то, чиню слетевшую с велика цепь. Подходит мальчик помладше:
– Дай покататься!
– Не дам, свой иметь надо.
– Мне не купят.
– Почему? Всем покупают, а ему не купят, видите ли!
– Не купят, мои родители водку пьют.
– Ну попьют и пойдут купят.
– Они всегда пьют, все деньги пропивают. У них никогда денег нет. У-у-у! – мальчик отчаянно зарыдал.
Я с удивлением посмотрела на ребёнка. И правда, его рубаха сто лет нестирана, сандалии стоптаны.
– Садись на багажник, – махнула леди.
Малец утер сопли и с радостью запрыгнул на багажник:
– Поехали!
Я покатала его по посёлку и привезла к себе домой:
– Мам, накорми пацана, у него родичи водку пьют.
А мои родичи как раз сидели с Каргаполовыми, вечеряли. Валентина Николаевна удивлённо вскинула брови:
– Ну и что? Все пьют.
– Они сильно пьют, у них дома жрать нечего.
Иван Вавилович встал, подошёл к мальцу, осмотрел его неряшливый вид и изрёк:
– Не, я с ним за одним столом пить не буду! Мать, дай ему тормозок и отправь восвояси.
Мальчонке наложили еды и с бурчанием выставили во двор:
– Ишь, пьют они! А закусывать, поди, нечем.
– Не слушай, дочь, ты этих шпингалетов. К нам в день по десять диверсантов таких
