Уорхол - Мишель Нюридсани
Она заставляла его смеяться, веселила его друзей, но и доставляла некоторые неудобства и порой раздражала, потому что все время напоминала о том, что он родился в бедной семье, не давала забыть о его провинциальном прошлом и трудном детстве.
Ее манера одеваться по-деревенски с непременным головным платком, неспособность выучить английский в том объеме, чтобы свободно общаться с другими людьми, ее немного примитивная философия в глубине души сильно досаждали сыну. В какой-то степени Энди ее стыдился. Так или иначе, но он прятал ее и всегда будет прятать от большинства своих друзей. Но при этом он не мог обходиться без нее, так же как и она – без него. Один манипулировал другим, не отдавая в полной мере себе отчета в том, как они изнуряли себя. В то же время они давали друг другу силы и поддерживали. Никто в жизни Энди так и не занял места его матери. Словно прикованные цепями, они постоянно ссорились и обожали друг друга.
Вито Джалло, его первый ассистент, рассказывал, что в квартире, где жили Энди и его мать, практически не было мебели, а в кухне бок о бок стояли две раскладушки. Телевизор был только черно-белый, который Энди часто смотрел в процессе рисования, сидя на раскладушке по-турецки, положив на колени подушку, а поверх нее лист бумаги. Мать стояла рядом, обутая в тот образец, эскиз которого он делал. Вдруг, не говоря ни слова, она разувалась. Все покатывались со смеху, настолько смешной выглядела Джулия в эти моменты: в доме по старой привычке она ходила босиком…
По-видимому, с Вито Джалло они не говорили об искусстве, только о вечеринках и сексе: кто, куда и с кем ходит, кто с кем спит. Ассистент отмечал, что Уорхол помногу обо всем его расспрашивал, желая знать про него все, даже самые-самые интимные подробности, но сам о себе никогда ничего не рассказывал.
Влияние Мохой-Надя
Время шло, и квартиры, которые снимал Уорхол, при активном вмешательстве Натана Глака стали обставляться красивой мебелью: большой круглый стол и огромная лампа от Тиффани, множество менее ценных предметов, но, попав в дом, они заботливо, со страстью коллекционера, сохранялись. Помимо этого, внезапно и в огромных количествах появлялись всевозможные образцы обуви, кожаных сумок и ремней, украшений, необходимые ему для работы. Они задерживались в доме на день-другой, пока он их рисовал, а потом так же внезапно исчезали.
Энди стал очень известным иллюстратором, и до такой степени перегруженным работой, что ему случалось передавать ассистентам свои инструкции по телефону… как это делал Мохой-Надь в период работы для «Баухауса».
Заметим, что желание «анонимности», назовем это таким образом, заявленное в 1960-х годах, уже десятилетием раньше было негласно установлено. Оно родилось в студенческие годы Уорхола.
Энди Уорхолу были хорошо известны идеи Мохой-Надя, который читал лекции в Чикагском институте и развил их в своей книге «Новый взгляд», вышедшей в 1928 году. Он часто обсуждал их с сокурсниками во время учебы в институте Карнеги. Согласно этим идеям, коллективная работа любой художественной или ремесленной мастерской (как было заведено в «Баухаусе») должна положить конец индивидуальному творчеству личности, покончить с превосходством «гениального художника». По крайней мере, Уорхол с этим постулатом был согласен. Также он разделял мысль Брехта об «эффекте отчуждения» и «эпическом театре».
Например, когда Энди утверждал: «Я считаю, что все должны стать одним механизмом. Я считаю, что все должны быть похожи на всех», он добавлял: «Брехт хотел, чтобы у всех было одинаковое мнение, а я хочу, чтобы все думали одинаково и имели одинаковое мнение».
Тезис повторен почти слово в слово? Конечно. Не будем забывать, что «комитет антиамериканских активистов» только что начал (в 1947 году) «охоту на ведьм» – антикоммунистическую инквизицию в Голливуде, которая вынудила Чаплина к отъезду на жительство за границу (в 1952 году). Главное заключается в том, что обязательство человека, причастного к искусству, на этом с полным правом настаивал Райнер Кроне[251], Уорхол осознавал. Значит, он, согласно своим убеждениям и мыслям, принадлежал тому же самому обществу. Убеждения радикальные, мысли пророческие, если иметь в виду то, что благодаря им произошло в жизни Энди Уорхола.
Обратим внимание, Мохой-Надь говорил в своей лекции, посвященной аэрографии и пневматическому краскораспылителю, что с его помощью «создается гладкая и безличная поверхность, которая увеличивает возможность работы руки художника». Или следующее: «Я так и не смог найти никаких аргументов против широкого распространения произведений искусства, даже тех, что были выполнены серийно. Наивное желание обладать уникальным предметом, испытываемое коллекционерами, ни в чем себя не оправдывает. Оно происходит вопреки удовлетворению культурных потребностей, доступных массовому потреблению». И еще: «Однажды может случиться так, что станковая живопись уступит этой манере визуального отображения (фотографии), полностью механизированного. Живопись и рисование, возможно, сохранят свое историческое значение, но рано или поздно они утратят свое первенство». Без сомнения, Уорхол воодушевлялся такими заявлениями.
В очередной раз не будем считать Уорхола этаким необразованным простачком, неспособным выразить свое отношение к чему-либо иными словами, кроме «вау» и «супер», хотя в период расцвета своего творчества, с 1960-х по 1980-е годы, он намеренно создавал о себе именно такое мнение.
В 1955 году вместе со специалистами по рекламе Энди слишком «перегнул палку» в игре в художника, утверждая даже в текстовом сопровождении своего изысканного портфолио в подарочном исполнении, названного Happy Butterfly Day[252] и предназначенного для Vanity Fair, что «эта папка с рисунками бабочек предназначена для вашего бюро и преподносится вам в дар Энди Уорхолом, чьи работы выставлены во многих крупных музеях современного искусства». Разумеется, в то время это было ложью, зато в 1962 году журнал Art in America избрал его героем своего специального выпуска «Новые таланты». В интервью он представился как «художник-самоучка», что было еще большей ложью. В таком поведении было что-то от игры, что-то от дендизма, но, кроме этого, и точное понимание исторической ситуации, которая изменилась.
Если рассматривать историю в ее развитии, то 1950-е годы были периодом «холодной войны» между двумя державами – США и СССР. Обе обладали одинаковыми возможностями разрушить мир и привести его к апокалипсису или к
