Рой Дженкинс - Франклин Делано Рузвельт
Наблюдал Рузвельта довольно молодой врач, капитан — лейтенант Медицинского корпуса военно — морских сил США, Говард Дж. Брюнн. Он навещал Рузвельта три — четыре раза в неделю, а когда президент отправился в двухнедельный отпуск в имение Бернарда Баруха в штате Южная Каролина, Брюнн отправился вместе с ним. Это было весьма кстати, поскольку личный врач Рузвельта, Росс Т. Мак — Интайр, не сумел вовремя и точно диагностировать болезнь, несмотря на ранг адмирала. Более внимательный Брюнн был поражен апатией Рузвельта во время их пребывания в Южной Каролине. Большую часть времени президент просто сидел, ни работая, ни читая, ни даже рассматривая свою коллекцию марок. По той же причине Моргентау, министр финансов, который знал Рузвельта намного лучше, был так же удивлен поведением Рузвельта на заседании Кабинета министров восемнадцатого марта, по возвращении последнего в Вашингтон; президент не выказывал обычного рвения и осведомленности.
Несмотря на свои шестьдесят два года, Рузвельт в последний год жизни был в той или иной степени нетрудоспособным. Тем не менее, это не удержало его от намерения баллотироваться на четвертый срок. В данный момент его больше занимал вопрос о выборе кандидата на пост вице — президента. По всеобщему мнению, Генри Уоллес не подходил на эту роль; ФДР полагал, что кандидатура Уоллеса оттолкнет от Демократической партии миллион избирателей, а непревзойденный мастер покритиковать других Гарольд Айкс предположил, что таковых наберется не менее трех миллионов. При выборе кандидата в вице — президенты Рузвельт вел себя очень неоднозначно, даже по его собственным меркам. Вероятно, он считал, что поскольку выдвижение его кандидатуры на пост президента являлось делом предрешенным — он даже не удосужился посетить съезд демократов в Чикаго, — то для поддержания интереса делегатов необходима томительная неизвестность. Единственная попытка протеста в Чикаго возникла со стороны штата Техас. Джесси Джонс, который до выборов был министром торговли (но не после них), организовал сопротивление правых сил, единственной целью которого было исключить Сэма Рэйберна, лидера большинства в Палате представителей и либерального конгрессмена от штата Техас, из числа потенциальных кандидатов на пост вице — президента. Мотивом для данного протеста послужило то основание, что Рэйберн не способен справиться с полномочиями, делегированными ему его собственным штатом.
Четырнадцатого июля Рузвельт составил письмо, предназначенное для общественного обсуждения, которое являло собой шедевр лицемерия. Он заявил, что Уоллес — его личный друг (это была сомнительная правда, разве только в наиболее широком политическом смысле), и что он «лично голосовал бы за его повторное выдвижение, если бы был делегатом съезда». Однако президент воздержался от полной поддержки, хотя он с легкостью мог бы добиться ее, и призвал собрание внимательно взвесить все «за и против своего выбора». Затем он набросал записку — говорят, что видели два варианта этой записки. В первой значилось, что он «будет, безусловно, рад баллотироваться „в связке“ с любым из них (судьей Верховного суда Уильямом О. Дугласом или сенатором Гарри С. Трумэном)», тогда как во второй записке имена перечислялись в другом порядке, и положение дел было настолько щекотливым, что даже такая мелочь играла огромное значение. (Все равно, что наблюдать, шевельнуться ли святые мощи загаданное тобой количество раз).
Однако на этом сложности не закончились. Джеймс Бирнс решил, что Рузвельт отдает предпочтение его кандидатуре, и это письмо, в любой из его версий, глубоко разочаровало его. По указанию Рузвельта, он покинул свой пост в Верховном суде США, чтобы принять на себя обязанности управляющего по делам военной мобилизации при Белом доме. Он ведь снял с плеч президента бремя принятия решений по спорным ситуациям военного времени, которые возникали между военными ведомствами и службами в сфере расчета заработной платы, ценообразования и производства. Бирнс проделал колоссальную работу и надеялся на соразмерное вознаграждение. Он мужественно отреагировал на записку Рузвельта, связавшись с Гайд — Парком по телефону, и, по его версии — однако, другой, более сильной не нашлось, — получил следующий ответ: «Джимми, меня не так поняли. Я им такого не говорил. Это они мне сказали. Они спросили меня, не возражаю ли я против Трумэна или Дугласа, и я сказал, что не возражаю. Я не употреблял слово „предпочитаю“, это большая разница». В конце разговора Бирнс вновь уверился в мысли, что ФДР хотел бы, чтобы тот не отказывался от борьбы за эту должность.
В какой‑то степени это стало оперой — буфф, поскольку Трумэн на том этапе не знал о том, является ли он фаворитом и хочет ли он эту должность. Он говорил об исторической безвестности, в которой растворились многие вице — президенты. Однако Трумэн давал себе отчет, более чем Рузвельт, в том, что в случае его избрания существовала вероятность того, что не далее как через четыре года он мог бы стать президентом. И даже этот факт не особенно привлекал Трумэна. По некоторым источникам, он произнес такую фразу: «Я бы предпочел не входить через черный ход». Когда Трумэн выехал из города Индепенденс в штате Миссури, чтобы преодолеть 350 миль до Чикаго (традиционно в своем, довольно скромном седане, вместе с женой и дочерью), он полагал, что его задача состояла в том, чтобы выступить с речью о выдвижении Бирнса. Сославшись на приведенные выше обстоятельства, он отказался от подобной просьбы со стороны Баркли.
На съезде Трумэн обнаружил, что Бирнс остался без поддержки президента, а потому был бессилен, — и что именно на него, Трумэна, обрушилось бремя позволить, чтобы его собственное имя выдвинули на этот пост. Давление, в первую очередь, исходило со стороны акул от политики, на которых полагался Рузвельт (за исключением Фарли на тот момент), но когда дело дошло до определения окончательной позиции, Рузвельт тоже стал настаивать. Трумэна уверяли, что партийная машина не поддержит Уоллеса, а профсоюзные боссы не согласятся на Бирнса. А против кандидатуры Трумэна ни одна из групп не возражала. Более того, он был ставленником Роберта Ханнегана, председателя Демократической партии, тоже из штата Миссури, который особо сильно лоббировал его кандидатуру. И Рузвельт, вероятно, достиг желаемого. Естественной реакцией Трумэна было: «Какого черта он мне первому не сказал об этом?»
Правда заключалась в том, что Рузвельт, хоть и остался доволен выставлением кандидатуры Трумэна, никогда не придавал большого значения роли вице — президента. В различной степени это было справедливо как по отношению к Гарнеру, так и к Уоллесу, но тот факт, что пост, именно на данном этапе, мог иметь иную значимость, тем не менее, серьезно не изменил отношение президента. Оптимизм и самоуверенность Рузвельта не давали ему заглянуть далеко в будущее, в котором его самого уже могло и не быть. Он встретился с Трумэном лишь однажды между совместной номинацией и выборами, а затем еще один раз через семьдесят шесть дней между выборами и инаугурацией; в течение следующих восьмидесяти двух дней, когда Трумэн стал вице — президентом, Рузвельт встречался с ним только на коллективных собраниях.
Бесспорным остается тот факт, что Рузвельт, несмотря на слабое здоровье, решил гораздо быстрее и легче, чем в 1940 году, что он хочет баллотироваться и хочет выиграть войну. Приняв такое решение, ФДР был нацелен на победу, которая не вызывала сомнений летом 1944 года и о которой стало известно в ночь на пятое ноября. Предварительный опрос общественного мнения в начале июля показал, что Рузвельт опережает Дьюи только на два пункта: 51 к 49. [79]
<…>
В виду этого, Рузвельт развернул широкомасштабную предвыборную кампанию, поставив во главу четыре основных компонента. Во — первых, главный акцент был сделан на то, что ФДР — это опытный в военных делах лидер, главнокомандующий, стоящий выше партийной политики и тем самым привлекательный для избирателей, которые еще не утвердились в своем выборе, а также для некоторых республиканцев, готовых идти на уступки. Вместо того чтобы отправиться на съезд партии в Чикаго, президент сел на поезд в Сан — Диего, а оттуда направился по морю в Гонолулу, чтобы проинспектировать военные объекты и обсудить с командным составом ход войны на Тихом океане, которая, по всеобщему мнению, могла продлиться как минимум до середины будущего президентского срока. Такова была позиция Рузвельта вплоть до официального старта кампании в начале сентября. Затем, не умаляя своей роли в войне, Рузвельт принялся за агитацию среднего класса, сторонников профсоюзных движений и групп меньшинства в избирательной коалиции демократов. Для осуществления данного намерения президент в каждой своей последующей речи тщательно обрисовывал экономический «Билль о правах» для послевоенной Америки, который он в общих чертах представил в Конгрессе в своем январском обращении «О положении страны». Теперь Рузвельт придал ему более конкретную форму, очерчивая или намекая на ряд мероприятий, которые станут основой для грядущей программы «Справедливый курс» Трумэна (частично не реализованной). В программу входили меры по поддержанию полной занятости населения (на тот момент — весьма сомнительные) при содействии государственного планирования и, в случае необходимости, финансирования. Необходимо было создать 60 миллионов рабочих мест — этот план был перевыполнен в послевоенные годы — вместе с Комиссией по вопросам справедливого найма на работу, способствуя получению рабочих мест группам меньшинства. Одной из мер стало стимулирование производства дешевой электроэнергии путем расширения юрисдикции федерального агентства «Администрация ресурсов долины Теннесси» на территорию бассейна реки Миссури. В программу также были включены мероприятия, которые гарантировали пристойную минимальную зарплату, пенсию для пожилых, субсидии для фермеров, приобретение достойного жилья для ветеранов, улучшение системы здравоохранения на общих основаниях. Все это Рузвельт давно мечтал осуществить, но ранее не решался оказывать давление (не сделал он этого и сейчас; давление пришлось оказывать Трумэну, который не справился с этой задачей, как и ни один другой президент с тех пор).
