Ю. Барабанщиков - Воспоминания о академике Е. К. Федорове. «Этапы большого пути»

Другая надпись:

Здесь мы убили медведя, песца и зайца.

Дальше еще надпись:

Консервы опробованы Таймырской гидрографической экспедицией 1932 г.

Дальше идут какие-то непонятные начертания участников геологической экспедиции 1932 года. Ничего нельзя разобрать.

Саша с удовольствием замечает, что консервов нам хватит с избытком. Не откладывая дела в долгий ящик, мы тут же вскрываем один из ящиков, чтобы дать собакам попробовать консервы. На банках этикетки: «Консервы фирмы братьев Вихревых в Санкт-Петербурге, заготовки 1910 года для армии». Тут и «Щи с кашею», «Рис с кашею», «Суп рисовый», «Борщ с мясом» – солидные порции. Собаки наши остались довольны продукцией блаженной памяти фирмы Вихревых.

Гафнер-фиорд расположен приблизительно в тридцати километрах от мыса Могильного по прямой линии. Вход, судя по карте, узкий, за ним следует длинный фиорд. В тот же день мы не успели дойти до входа в фиорд и заночевали в одном из мысов залива Диксона. Назавтра мы ищем место входа в фиорд. Идем час-другой, входа нет и нет! Может быть, мы его пропустили, может быть, он неправильно отмечен на карте?.. И вдруг, совершенно неожиданно, открывается вход. На пологом, ничем не привлекательном берегу, как ножом, прорезана узкая щель шириной в 200–300 метров. В глубине щели видна широкая дорога в глубь фиорда.

Несмотря на то, что фиорд выходит в море горлом всего в 200–300 метров ширины, он тянется вглубь материка на сорок пять километров. Какая здесь замечательная бухта для зимовки судов!

Быстро продвигаемся вглубь фиорда. Почти дойдя до конца, ночуем и оставляем крупу, шоколад, какао, молоко и другие продукты, а также ящик консервов, который послужит кормом для упряжки собак. Все это понадобится нам в длительной экспедиции летом. Продукты мы тщательно укладываем в фанерный ящик, поверх него ставим два бидона с керосином, завязываем все это проволокой и заваливаем куском мерзлой земли.

Везде, где можно, я сделал магнитные наблюдения.

Мы уже собираемся уходить, как вдруг – приятная неожиданность. Наверху мыса, на поверхности, оттаявшей под лучами апрельского солнца, находим куст карликовой ивы. Это интересно! Я и не предполагал, что так далеко на севере можно найти древесную растительность.

Первомайский банкет в Арктике

Обратно идем налегке. 28 апреля достигаем мыса Могильного. Хочется обязательно поспеть домой к 1 мая, чтобы прямо с экспедицией попасть в столовую на банкет наших зимовщиков. Осталось еще 150 километров. Вместо того, чтобы идти берегом, по знакомой дороге, я решаюсь идти тундрой; это даст большой материал для магнитной карты района.

Саша Болдин немного нервничает. Хотя он и доверяет мне в прокладке путей, но все-таки побаивается, что в тундре мы пойдем не так уверенно, как по берегу.

– Как бы не опоздать… – говорит Саша.

– Ничего, ничего! – успокаиваю я его. – Не беспокойся.

Чтобы успеть достичь станции к 1 мая, устанавливаем для себя норму: сорок километров в день. Я иду на лыжах впереди, за мной – собаки налегке, а Саша сзади – он лыжник плохой.

У нас с собой – счетчик. Он выкручивается через двадцать один кило метр. Когда счетчик выкручивается, Саша кричит:

– Стой!

Мы останавливаемся, съедаем по плитке шоколада и опять шагаем, пока счетчик не выкручивается второй раз. Тогда останавливаемся на ночевку.

Раскладываем палатку, кормим собак, приготовляем пищу, все это идет уже по раз навсегда заведенному порядку, очень быстро. Через час-полтора после остановки мы с Сашей уже лежим в мешках. Какое блаженство удобно улечься в мешке, распрямить спину, ноги! Каждый переход занимает двенадцать часов. На разборку и сноску лагеря уходит около четырех часов, на сон остается восемь часов.

Третий переход должен привести нас на станцию. Карты этого района сомнительны, примет для ориентировки очень мало, тундра однообразная. Как корабль в открытом море, мы идем по компасу и счетчику. 30 апреля остановились, по нашим подсчетам, километрах в тридцати от станции. Завтра будем дома! Но 1 мая нас ожидает неприятный сюрприз – пурга. Сильный ветер и снег. Провизия у нас на исходе, мы оставили только по плитке шоколада на крайний случай. Идти или нет? Погода такая, при которой рискованно пускаться в путь. Но обидно 1 мая сидеть недалеко от станции и скучать в одиночестве.

– Пойдем, Саша?

– Обязательно!

Свертываем палатку и двигаемся в путь.

Видимости почти никакой; Но у нас – компас. Верный друг, он нас привел точно на зимовку. Ура! Показалась мачта станции. Слышен собачий лай.

Нам навстречу выбегают товарищи. Они уже, оказывается, сели за стол, отчаявшись видеть нас сегодня. Товарищи нас обнимают, поздравляют с первомайским праздником. Все в парадных костюмах.

Тем не менее, мы им оставляем разгружать нарты, а сами идем умыться и переодеться.

Настроение у всех отличное.

Промышленник Журавлев

Уже весна… Из Ленинграда в Москву идут запросы о будущей зимовке. Часть ребят остается зимовать на второй год, часть твердо решила уехать, часть колеблется.

Путь экспедиции на реку Таймыр

В первых числах мая из бухты Прончищевой на собаках приезжает известный промышленник Журавлев. Это один из самых крупных специалистов по полярным делам, великолепный знаток собак, прекрасный охотник. Журавлев зимовал в 1930—32 гг. на Северной Земле вместе с Ушаковым. Это они исследовали Северную Землю. Журавлев интересно рассказывает о сложной и захватывающей работе, об охоте, о собаках, о способах передвижения в Арктике. У нас на зимовке была принята цуговая упряжка собак: собаки запрягались пара за парой. Журавлев предпочитает веерную упряжку. Он предлагает нам испробовать ее. Он вообще знает много и вносит оживление во все экспедиционные дела. Иван Дмитриевич Папанин охотно принимает предложение Журавлева. Папанин особенно внимательно слушает рассказы опытного промышленника. Между прочим, Журавлев рассказывает, что в бухте Прончищевой он соорудил телегу, и ее возили собаки.

– Оказалось, совершенно возможная вещь, – говорит Журавлев. – Простая самодельная телега! Летом я ездил в ней по тундре.

Папанин сейчас же откликается:

– Это дело! К лету у нас будет такая же телега… Только получше журавлевской. – И, чтобы не обидеть Журавлева, прибавляет. – Ведь у нас – свои механики.

Наступает срок новой экспедиции. В середине мая я должен уйти на реку Таймыру, попытаться там пробраться к Таймырскому озеру и провести по всему маршруту магнитные определения. В местах, где карта плохо снята или ее не существует совсем, надо сделать съемку и промер реки, чтобы выяснить, судоходна ли она.