Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм !

Июльские дни

Удивительно теплые и безоблачные дни стояли в Гельсингфорсе в первых числах июля 1917 года. Нагретые солнцем серые громады кораблей словно дремали на безмятежной глади залива. В свободное от вахты время матросы купались, невзирая на то, что вода в гавани была кое-где покрыта пленкой нефти и вообще не отличалась чистотой. Увольнявшиеся на берег уходили подальше за город - в лес, на пляжи.

Жаркая погода разморила людей, даже митинги стали проводиться реже. Однако мир и покой были только кажущимися. Вскоре события завертелись с головокружительной быстротой, внеся сумятицу в умы гельсингфорсских матросов.

Как-то ранним утром мы с Сапожниковым вышли из каюты, поднялись на палубу подышать свежим воздухом. На рейде маленький буксир разворачивал серую громаду корабля. Иван, защитив ладонью глаза от солнца, несколько секунд вглядывался в его силуэт, стараясь прочитать название на борту.

- Какой-то крейсер к нам пожаловал, похоже, "Адмирал Макаров".

- Точно, - подтвердил я, - он самый.

- Значит, верноподданные к нам прибыли, лучшие друзья Временного...

Действительно, команда "Адмирала Макарова" в то время почти целиком состояла из соглашателей и была известна тем, что безоговорочно поддерживала правительство. В последних числах июня крейсер находился в районе Моонзундских островов, где поддерживал дозорные корабли.

Появление "Адмирала Макарова" в Гельсингфорсе никого особенно не удивило. Все знали, что командование по мере надобности проводит различные переброски судов. На другой день в гавань вошли три подводные лодки, прибывшие из района Ганге, и три эсминца из Лапвика. На всех этих кораблях команды были настроены соглашательски. Это уже показалось нам подозрительным.

После очередного заседания Центробалта, задержав нескольких членов президиума, Дыбенко высказал свои соображения:

- Не нравится мне эта передислокация. Пока, конечно, возражать против нее нет прямых оснований, но надо быть начеку...

В ночь на четвертое июля флотские радиостанции приняли экстренное сообщение из Петрограда. Бюро ВЦИК открытым текстом просило всех слушать только призывы Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Приняла эту радиограмму и станция "Полярной звезды". Примерно в это же время в штаб командующего флотом по прямому проводу поступила юзограмма от помощника морского министра. Она сообщала, что солдаты пулеметного полка устроили на улицах столицы беспорядки, в городе слышна стрельба.

Так, в Гельсингфорсе впервые узнали о событиях в Петрограде. Утром из столицы не было никаких сведений, но после полудня в Центробалте стало известно, что штаб флота по аппаратам связи принял воззвание бюро ВЦИК к солдатам: не выходить на улицы с оружием в руках. Эта весть еще больше встревожила нас. Находясь в неведении об июльской демонстрации, мы чувствовали, что в столице происходит нечто серьезное.

В этот же день на "Полярную звезду" явились двое матросов, приехавших из Петрограда.

Они подтвердили, что там, где-то в центре, действительно раздавались винтовочные выстрелы.

На кораблях, стоявших в гавани, нарастало возбуждение. Поползли самые невероятные слухи о положении в Петрограде. Наиболее горячие головы уже с уверенностью утверждали, что началось вооруженное восстание. Моряки кучками собирались на палубах, в кубриках. Жадно слушали тех, кто хоть что-то знал.

Во второй половине дня в Центробалт явился взволнованный офицер из штаба командующего.

- Я от адмирала Вердеревского, - сказал он, обращаясь к Дыбенко. Командующий флотом считает совершенно недопустимым открытое телеграфирование.

- Это вы о чем? - спросил удивленный Дыбенко.

- Радиостанция "Республики" отправила радиограмму Кронштадтскому Совету. Позвольте зачитать текст. Тут говорится: "Экстренно сообщите о последних событиях. Нужна ли помощь?" Вердеревский считает...

- То, что считает Вердеревский, мы уже слышали, - раздраженно сказал Дыбенко. - Передайте адмиралу, что вопрос этот мы выясним.

После ухода офицера разгорелся спор: правильно ля поступили матросы "Республики", снесясь с Кронштадтом через голову командования? Большинство сошлось на том, что - не время вдаваться в уставные тонкости, когда надо срочно узнать о событиях и определить свое к ним отношение. Может быть, требовалась срочная помощь петроградским товарищам.

Вскоре от матросов со штабного корабля мы узнали, что в столице происходит нечто вроде вооруженной манифестации. Как будто бы демонстранты обстреляны из пулеметов. Все эти отрывочные сведения только усиливали возбуждение. В Мариинском дворце срочно собрались представители всех революционных организаций Гельсингфорса. На этом совещании было принято обращение, которое сразу же отправили в казармы, на корабли и на заводы. В нем говорилось: "Товарищи матросы, солдаты и рабочие! В связи с происходящими в Петрограде событиями, вызванными кризисом власти, совещание центральных революционных организаций Гельсингфорса призывает вас с величайшей осторожностью относиться ко всякого рода слухам. Оно зовет вас сплотиться теснее вокруг своих революционных организаций, сохранять полную выдержку и бдительно следить за всякими контрреволюционными попытками, сообщая о таковых своим организациям и Осведомительному бюро революционных организаций Гельсингфорса (Мариинский дворец).

Вместе с тем совещание призывает вас быть готовыми встать на поддержку революционной демократии в ее борьбе за власть.

Осведомительное бюро будет непрерывно осведомлять армию, флот, рабочих и население Финляндии о текущих событиях.

Вся власть Всероссийскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!

Сплотимся вокруг революционной борьбы нашей трудовой демократии за власть!

Никаких неорганизованных выступлений!"

Большие опасения вызывала у нас позиция, занятая штабом командующего флотом. Мы знали, что по аппаратам Юза ведутся двухсторонние переговоры командования с морским министерством и генеральным штабом. Получая информацию из Петрограда, командование почему-то не доводило ее до нас. Это настораживало членов Центробалта. Президиум ЦКБФ решил послать в штаб комиссаров, которые должны были присутствовать во время переговоров на линиях прямой связи со столицей. Избрали трех человек. В их число попал и я. Получив мандат, немедленно отправился в штаб командующего.

Телеграфная рубка на "Кречете" была местом, куда строжайше запрещался доступ всем посторонним. Кроме обслуживающего персонала сюда могли заходить лишь самые доверенные офицеры штаба. Эти строгости были вполне понятными: через руки связистов проходили данные о дислокации кораблей, приказы, распоряжения и другие секретные документы.