Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Берия в 1953 году, моля о пощаде, напоминал Молотову: «Вы вопрос поставили ребром у вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, и я вас тогда целиком поддержал и предложил вам немедля вызвать на совещание т-ща Маленкова Г. М., а спустя небольшой промежуток времени подошли другие члены Политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его в немедленной организации Комитета Обороны страны со всеми правами»[423].
Микоян оставил воспоминания: «Он был на Ближней даче. Молотов, правда, сказал, что Сталин в последние два дня в прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, сказал: “Вячеслав, иди вперед, мы за тобой пойдем”, — то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдем за ним»[424]. Молотов не подтверждал «прострацию» Сталина. «Что не переживал — нелепо. Но его изображают не таким, каким он был, — как кающегося грешника его изображают! Но это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять»[425].
Микоян продолжал: «Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой, сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Затем спросил: “Зачем приехали”? Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать»[426]. «Молотов выступил вперед и от имени всех нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Говорит о предложении создать Государственный Комитет Обороны. Сталин меняется буквально на глазах. Прежнего испуга как не бывало, плечи выпрямились. Но все же он посмотрел удивленно и после некоторой паузы сказал: “Согласен. А кто председатель?”
— Ты, товарищ Сталин, — говорит Молотов.
— Хорошо. А каков предлагается состав этого органа?
Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны»[427].
Так 30 июня был создан верховный орган руководства страной в условиях войны, в который вошли Сталин, Молотов (заместитель председателя), Ворошилов, Маленков и Берия. Полгода спустя, в феврале 1942 года, добавились Микоян, Вознесенский и Каганович. Текст о создании ГКО написан рукой Маленкова в блокноте красным карандашом. Замечания и добавления Маленков вносил уже простым карандашом. Сталин поменял пару строк. Молотов взял синий карандаш и заменил слово «страна» на «Родину»[428]. Микоян попросил назначить его уполномоченным ГКО по снабжению продовольствием, вещевым довольствием и горючим. «Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, авиационная промышленность и вообще дела авиации — на Маленкова. За Берией были оставлены охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством, а Ворошилов стал отвечать за формирование новых воинских частей»[429]. На следующий день, 1 июля, Сталин вновь появился на работе, первым в его кабинет в 16.40 вошел Молотов.
Когда в День Победы кто-нибудь поднимал тост за него как члена Государственного Комитета Обороны, Молотов неизменно «скромно» поправлял: «Не члена, а заместителя». И напоминал, что заместитель был один — по всем вопросам. Руководство Советского Союза решало в те годы самые сложные управленческие задачи из всех, которые выпадали когда-либо на долю лидеров каких-либо стран мира. Они противостояли самой мощной военной силе в самой кровопролитной войне в истории человечества, где ставкой была судьба всего человечества.
На вершине управленческой пирамиды стоял ГКО, который осуществлял все государственное, военное и хозяйственное руководство в стране. Постановления ГКО подлежали неукоснительному выполнению, он имел своих уполномоченных в республиках, краях и областях, на отдельных предприятиях. Как правило, это были секретари соответствующих партийных комитетов[430]. ГКО не имел своего секретариата, делопроизводство осуществлял Особый сектор ЦК ВКП(б). Всего за время войны Государственный Комитет Обороны принял около десяти тысяч решений и постановлений военного и хозяйственного характера. Больше половины из них были подписаны Молотовым[431]. Спустя неделю после создания ГКО Сталин преобразовал Ставку в Ставку Верховного командования и возглавил ее. 19 июля он займет пост наркома обороны. 29 июля Генштаб возглавил Шапошников. 8 августа появилась Ставка Верховного главнокомандования, и Сталин стал Верховным главнокомандующим. Система военного управления сложилась.
В начале июля из Кремля Ставка была переведена в небольшой особняк в районе Кировских ворот, а через месяц было оборудовано помещение на перроне станции метро «Кировская». Сергей Штеменко рассказывал: «Доклады Верховному главнокомандующему делались, как правило, три раза в сутки. Первый из них имел место в 10–11 часов дня, обычно по телефону… Вечером, в 16–17 часов, докладывал заместитель начальника Генштаба. А ночью мы ехали в Ставку с итоговым докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1:200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения наших войск до дивизий, а в иных случаях и до полка»[432]. Маршал Жуков свидетельствовал: «Молотов также (как Шапошников и Василевский. — В. Н.) пользовался большим доверием И. В. Сталина. Он почти всегда присутствовал в Ставке, когда рассматривались оперативно-стратегические и другие важные вопросы. Между ними нередко возникали разногласия и серьезные споры, в ходе которых формировалось правильное решение»[433].
Генерал армии Махмут Гареев справедливо замечал, что рассуждения, будто Победа была «достигнута “вопреки ущербному руководству”, просто несерьезны. Никакой самый героический народ и его вооруженные силы, предоставленные сами себе, не могут не только одержать победу, но и просто организованно действовать»[434]. «Ставка Верховного Главнокомандования видела дальше и лучше, чем гитлеровское стратегическое руководство»[435], — считал Жуков.
Управленческий аппарат переводился на круглосуточный режим работы. В годы войны при максимальной централизации процесса принятия принципиальных решений соратники Сталина по факту получали большую самостоятельность в оперативном управлении. По постановлению СНК от 1 июля «О расширении прав наркомов СССР в условиях военного времени» они имели право самостоятельно решать вопросы распределения материальных и финансовых ресурсов в рамках утверждаемых ГКО военно-хозяйственных планов (вместо прежних народно-хозяйственных). Первый такой план — на III квартал 1941 года — был
