Илья Дубинский - Особый счет

Якир вышел из-за стола. На широкой груди командующего блестели депутатские значки члена ЦИКа СССР и ВУЦИКа. Один из его трех боевых орденов выделялся золотыми просветами. Первые наши знаки отличия чеканились из чистого золота. После Блюхера, получившего орден Красного Знамени № 1, был награжден Якир.

С улыбкой на смуглом лице, с лукавыми искорками в умных карих глазах, командующий приветливо встретил меня:

— Здравствуйте, товарищ Чичерин! — начал он, приглашая сесть.

— Это почему же Чичерин? — удивился я.

— Дипломат, а спрашивает! — ответил Якир. — Мы живем в Киеве, а знаем, чем дышит Харьков. Борода докладывает мне обо всем. Слышали про ваши диспуты с лимитрофами, с болгарином. А этого эстонского майора сразу раскусили — сволочь, фашист. Живет на гитлеровские марки. 

— Надоели, по совести скажу, гости, — сказал я. — Стихийное бедствие. Не дают работать. Хотя от них есть и польза. Танкисты все время начеку. Сами подтягиваются. Не хотят ударить лицом в грязь. Берегут честь Красной Армии.

— Не помню, — задумался Якир. — Не то Виктор Гюго, не то Золя сказал: «Один француз — это нация, один мундир — это армия». Правильно понимают свою роль наши бойцы. Золотые у нас люди, я вам скажу. Вот почему я считаю — нет у нас плохих частей, есть плохие командиры.

Якир раскрыл коробку «Казбека». Мы закурили. Он продолжал:

— Так вот. С гостями конец. Больше вам не придется иметь с ними дело. Пока... Дальше будет видно. Трудно предвидеть, что нам готовит будущее. Другие задачи мы возлагаем на вас. Будете в Киеве формировать тяжелую бригаду. Учтите, что это значит. Пока мы имеем таких три единицы — в Ленинграде, Стрельне, Смоленске. Наша будет четвертая. И то спасибо кировцам — работают вовсю. Ездили мы туда с Халепским. Обещают к июню подбросить нам тяжелые танки. А пока что привезите в Киев ваш учебный батальон, и здесь мы вам дадим батальон Петрицы. Сегодня же поезжайте к нему. Ознакомьтесь с людьми, со строительством казарм, клуба, парков, мастерских, жилого дома. Нажмите на строителей. Поклонитесь вашему бывшему шефу Любченко, пусть поможет. И чего мы от вас ждем? К первому октября соединение должно быть готово. На эту бригаду ТРГК я возлагаю большие надежды. Пусть там Буденный мечтает крошить врагов шашками, а нам нужна единица, которая с небольшими потерями сможет рвать оборону врага. Открывать дорогу войскам. Этой высокой задачей надо зажечь танкистов. Вместе с парторганизацией поставьте перед ними задачу — завоевать для бригады право называться Сталинской. Это имя окрыляет нас всех. Заканчивайте в Харькове дела и перебазируйтесь сюда. Хотелось, чтобы вы Первого мая с двумя тяжелыми батальонами приняли участие в киевском параде. Вот все, дорогой. Думаю, что это вам по душе. Работайте, ищите. Обобщайте опыт.

Сообщение командующего взволновало меня. Растрогало его доверие, доверие партии. Ведь со мной говорил член ее Центрального Комитета. Но я вспомнил разговор с Игнатовым, со Шмидтом. Сказал Якиру, что новая задача мне по душе, но вряд ли мне придется ее выполнять. Изложил ему все, что услышал от начальника бронесил. Якир на миг задумался. Положил локти на карту, подпер подбородок ладонями.

— Хорошо, что вы мне об этом сказали. А я ведь всей этой закулисной кухни не знал. Подобрать кандидата Ворошилов и Фельдман поручили мне. Ладно, скоро буду в Москве, а вы езжайте к Петрице, делайте, что я вам сказал. Передайте нашему Фуллерову-Игнатову мое распоряжение — пусть едет вместе с вами в тяжелый батальон. Кстати, как продвигается ваш новый труд?

— Дальше в лес — больше дров, — ответил я. — Роман наполовину готов...

— Да я не об этом, — улыбнулся Иона Эммануилович. — Меня интересует другое — труд о танках прорыва. Разве вам Туровский ничего не говорил?

— И эта работа двигается, — со смущением ответил я.

— Ну, это хорошо. Учтите — это ваш главный козырь, не роман. Роман — для души, военная теория — для дела.

— Ясно, Иона Эммануилович, — ответил я, вставая.

— Вот еще что. Не давайте себя там грабить дальневосточникам. У маршала Блюхера много своих хороших командиров. Везите сюда боевых ребят, пригодятся. И вот что скажите мне. Как, по-вашему, Хонг шпион или нет?

Этот вопрос ошарашил меня. Я ответил:

— Хонг отличнейший штабник. И мне бы не хотелось с ним расставаться. Но разве влезешь в душу человека? Тем более такого, у которого не лицо, а глыба гранита.

— Знаете, в чем дело? — продолжал Якир. — Хонг — выходец из Кореи. Он там партизанил, а его родная сестра вышла замуж и вместе с матерью уехала в Японию. Наши особисты возражали против назначения Хонга начальником штаба Дальневосточного полка. Придется взять его сюда в Киев, в тяжелую бригаду. Вы себе представить не можете, как нам приходится дорожить каждым мало-мальски дельным командиром. Везите Хонга в Киев, а там посмотрим.

— Посмотрим! — ответил я.

По дороге к Петрице я все время раздумывал над тем, что услышал в штабе округа. Гай — немецкий шпион, Хонг — японский. Мне и в голову не приходило, что Хонг-Ый-Пе может быть двуликим Янусом. Что же это? Здоровая бдительность или ничем не оправданная излишняя подозрительность? А возможно ли совместить и то и другое?

Но, заслоняя все грустное, возникали мысли о более важном. Партия чует назревающую грозу. Готовится ее встретить во всеоружии. Еще одна танковая бригада... Пока в идее. Но у большевиков так повелось еще со времен Ленина. Нынче идея, а завтра она уже материальная сила. Память о прошлом опыте нужна ради будущего. При Ленине разрозненные полки и эскадроны выросли в грозные конные армии и конные корпуса. И вот теперь отдельные батальоны танков сливаются в мощную ударную силу — бригады, корпуса.

«Открывать дорогу войскам...» Вот где ленинская забота о солдате. О человеке с ружьем. Забота о том, чтобы малой кровью, а не горами пушечного мяса достигалась победа.

«Открывать дорогу войскам...» Вот простые, полные высшего гуманизма слова. Их сказал Якир — член ЦК нашей партии. Значит, это линия всего ЦК. И не только это. А слетающие с конвейера Кировского завода тяжелые машины. ЦК — это люди. И прежде всего его мозг — Политбюро. Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Чубарь, Рудзутак, Коссиор, Постышев...

Значит, свято выполняется клятва, данная у гроба Ленина двенадцать лет назад.

Надо потолковать с людьми. Надо, чтобы будущая тяжелая бригада во что бы то ни было носила имя того, как сказал Ворошилов на первомайском приеме, кто ведет нас от победы к победе.

А тревоги Шмидта? Это сугубо личное и сугубо преходящее. Все утрясется. Уладится. И «дававший духу пруссакам и баварцам» партизан еще подложит их потомкам не одну мину, думал я. Гай — это лишь единица. Пусть и значительная. Главное — это целое. А целое стоит на широком и верном пути.