Анатолий Лашкевич - В воздушных боях. Балтийское небо

Аэродром затих, а ведь совсем недавно его обстреливали и бомбили. В июне его бомбили 8 раз. Предатель Лавренов поведал немцам, как нас легче уничтожить. На нас сбросили 30 250-килограммовых бомб. Немцы били по столовой, по нашим землянкам, по самолетам. Кроме бомб немцы сбросили по нам 4 бидона с горючей жидкостью. Нас не подпускали к ним, думая, что в этих бидонах какая-то зараза, химия. Кстати, в налетах участвовали только ФВ-190, хотя на Ленинград и Кобону немцы бросали по 70–80 бомбардировщиков Ю-88 и Хе-111.

В те трудные для страны дни лучшие люди фронта и тыла подавали заявления о приеме их в члены Коммунистической партии. Оценкой политических качеств была боевая работа каждого. К нам в землянку пришли заместитель командира полка по политической части майор С. А. Соколов и парторг полка капитан A. A. Елхин. Была короткая пауза между вылетами. Обращаясь ко мне, майор Соколов спросил:

— Ну как дела, товарищ Лашкевич?

— Нормально, товарищ майор, — ответил я.

— Политическое руководство части пришло к выводу, что вам пора вступать в ряды Коммунистической партии.

— Спасибо, товарищ майор, за высокое доверие, — ответил я им, — но мне кажется, что для меня это еще рановато.

По правде сказать, от такого вопроса я растерялся, но добавил:

— Если партия мне верит, то я постараюсь своими делами оправдать это высокое доверие!

На следующий день рано утром, когда летчики сидели в кабинах самолетов, готовые к вылету на сопровождение штурмовиков, идущих на бомбо-штурмовой удар по кораблям противника, к моему самолету подошла группа офицеров во главе с начальником политотдела 9-й Штурмовой авиадивизии полковником Ф. В. Сарафановым. Уже пошли на взлет последние штурмовики, после них взлетали истребители.

Ко мне на крыло самолета забрались полковник Сарафанов и секретарь партийной комиссии майор Г. А. Зубков.

— Товарищ Лашкевич! — начал Сарафанов. — Здесь вместе со мной присутствует партийная комиссия нашей дивизии. Мы разобрали ваше заявление о приеме в кандидаты в члены Коммунистической партии и пришли к выводу, что сейчас вы пойдете в бой не комсомольцем, а кандидатом партии Ленина!

— В бой ты идешь коммунистом, помни это! — добавил начальник политотдела. Здесь же, в кабине самолета, меня поздравили с приемом в кандидаты партии. Мои товарищи уже пошли на взлет. Я поблагодарил политическое командование за высокое доверие и заверил их, что высокое звание ленинца не уроню. Запустив мотор, я догнал своих боевых товарищей. Вылет тогда прошел хорошо. Но в голове неотступно сверлила мысль: «Делай теперь лучше! Учись воевать! Лучше выполняй боевые задания! Это тебе самое наипервейшее задание!»

Наш полк, сильно поредевший в майско-июньских боях, нуждался в пополнении летным составом: в полку осталось всего 7 боевых машин и столько же летчиков — прокопченные войной ветераны и несколько молодых. С огромной радостью мы встретили прибывших из госпиталей Ваню Ковалева и Николая Манерко.

В Коломяги, где располагался штаб нашей дивизии, прибыло молодое пополнение — летчики, окончившие Ейское ВМАУ им. Сталина. Для встречи с ними на Комендантский аэродром вылетел командир полка капитан Мироненко. Командир вылетел туда на двухместном самолете Як-7В, на котором предполагалась «вывозка» молодого летного состава, так как в условиях аэродрома Борки это сделать было сложно из-за напряженной боевой обстановки. В любой момент над аэродромом могли появиться немецкие «охотники», для которых молодые летчики были бы легкой добычей. Одновременно мне было приказано перегнать на Комендантский аэродром, где были авиамастерские, самолет Як-7Б, который требовал ремонта. Перегнав самолеты, мы пешком отправились в Коломяги и в гостинице при штабе дивизии встретили молодых пилотов.

Они один за другим представились: младший лейтенант Медведев, за ним Лысенко, Асин, Низовкин, Беззаботный, Глазков и Седристый. Летчики были одеты в новенькую морскую форму.

— Познакомьтесь, товарищи! — обратился к молодым летчикам командир полка. — Это командир звена младший лейтенант Анатолий Лашкевич. Он расскажет вам о нашей жизни, боевой работе и о части, куда вы прибыли.

Оставив нас, командир отправился в штаб дивизии решать служебные вопросы, а летчики наперебой, обращаясь ко мне, спрашивали:

— А что это был с вами за капитан?

— Командир 13-го Краснознаменного истребительного авиаполка капитан Мироненко Александр Алексеевич.

А. А. Мироненко

Летчики готовы были услышать что угодно, но не такой ответ! Они не сразу поверили, что командир полка может быть в звании капитана. Они представляли командира полка в возрасте, с внушительным званием. Я рассказал им о боевом пути нашего командира, о том, за что он награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Рассказал, в каких условиях сражается наш полк, что их встретит на первых порах по прибытии на «пятачок», про особенности боевой работы в условиях блокадного Ленинграда. Для недавних мальчишек, одевших офицерские погоны, пора мирной учебы закончилась. По глазам видно было, с какой жадностью они слушали сказанное. И мне казалось, что уже можно было сказать, кто как поведет себя в бою.

Пока шел разговор, прибыл наш командир.

— Проверку техники пилотирования на аэродроме Комендантский нам запретили! — сказал Мироненко. — С началом темноты всех перебросят на «пятачок».

Мне командир приказал ждать окончания ремонта моего самолета. На аэродроме меня ждал мой техник старшина Григорий Литвиненко. В его задачу входило участие в ремонте самолета. Когда мы с ним встретились, я увидел в руках Литвиненко мой планшет со шлемофоном. Мы у себя дома всегда оставляли эти вещи в кабинах самолетов, а здесь, как мне объяснил техник, их могут прибрать «на память». Потом он меня предупредил:

— Не выдавай меня, я представился молодым летчикам как морской летчик.

В гостинице, где он прожил два дня, вместе с ним в одном номере жили два армейских летчика. Они только что прибыли из авиационного училища и ждали распределения в строевую часть. С приходом в гостиницу Литвиненко представил меня этим летчикам как командира звена, у которого он летает ведомым. Вечером, когда мы расположились на отдых, началась «травля». В основном говорил только Литвиненко. Рассказ его был правдоподобен. Здесь же, ссылаясь на меня как на «своего ведущего» и нисколько не стыдясь вранья, он залихватски, с упоением «бывалого морского волка» сбивал один за другим немецкие и финские самолеты. Меня раздирал смех, а армейцы слушали его с раскрытыми ртами, и видно было, как рос на моих глазах его авторитет. И действительно, описываемые им случаи происходили с летчиками нашего полка. Зная о них, Литвиненко в своем рассказе лишь приукрашал истории и по нахалке присвоил их себе. И очень убедительно у него получалось!