Павел Ольховский - Последняя гимназия
— Куда, куда? — закричал Сашкец и, когда калитка с грохотом захлопнулась, добавил негромко, как заклинание: — Имеешь замечание и будешь без обеда!..
3В лесу за водопадом, в самой гуще орехового кустарника горел костер. У костра на корточках сидел Химик, подбрасывал в огонь веточки и сосредоточенно глядел па сбитые горкой уголья… Из-за леса, с запада, понемногу усиливаясь, тянул густой балтийский ветер.
Химик подумал, высморкался и, вытянув палец, посмотрел на него.
"Балла три или четыре будет, — подумал Химик, вытирая пальцы о траву, — а то и все пять…"
Неожиданно почти рядом затрещали кусты, и на полянку выскочил бледный, с открытым ртом Лепешин. Рубаха его была вымазана кровью и испуганно трепыхалась по ветру, окровавлена была и правая рука, левая что-то прятала за спиной.
— Что ты? — попятившись, спросил Химик.
Лепешин перевел дыхание и, сконфузившись, залился краской и наконец, решившись, вытащил из-за спины руку.
В руке оказалась обыкновенная рябая курица, отличавшаяся от других только отсутствием головы.
— Ай, задрыга! — радостно взвизгнул Химик.
Перепугал меня до судороги… Я уже про мокрое думал…
Лепешип стоял смущенный и красный и неуверенно говорил:
— Жрать хочется до-чёрта… А на обед картошка, ты же сам говорил… Прямо не знал, что делать.
— Да, — согласился Химик, — от картофельной баланды в брюхе чирьи вскакивают; мне один гопник рассказывал… Курица, конечно, фартовей… Только её почистить надо… Ощипывать долго: снимай прямо с кожей…
Лепешин про себя удивился такому совету, но когда надрезанная кожа легко, как чулок, слезла с курицы, подумал одобрительно: "Ай да Химик…" Потом по его же совету вынул и забросил в кусты куриные потроха и вымыл курицу в водопаде.
— Жарить, — спросил он, не решаясь ничего уже делать самостоятельно…
— Жарь… Только посоли сначала…
— А нельзя ли без соли? — вопросительно протянул Лепешин. — Соли-то негде взять.
— На… — Химик протянул мешочек. — И в брюхе у ней посыпь; брюхо главное!..
— Какой ты запасливый! — удивился Лепешин и, неожиданно оживляясь, прибавил: — Ну, и погонялся ж я за ней… Стрелять страшно, так я ее всю ножиком исколол.
— Зря, — важно сказал Химик: — ты кусочек земли покроши, сама подойдет… Курица — птица близорукая, её за раз облапошить можно.
Через минуту вставленная в развилку суковатой ветки кура уже жарилась на костре.
Лепешин, усталый от беготни и волнения, повалился на землю…
— Как в прериях! — Он восторженно оглянулся. — Тут и пампасы, тут и водопад, костер горит, и мы в роде как охотники у костра, в роде как ковбои.
— А это что за ковбои?
— Это люди такие. Они на лошадях ездят и стреляют и все охотятся, мустангов ловят, — и все у них, понимаешь, приключения… Все на них бандиты падают и, конечно, опять стреляют, убивают, убегают… Потом… Интересно, ей-богу, прочти…
— Так это в книжках все, — махнул рукой Химик. — Знаю я эти книжки: бегают там разные налетчики, стремщики, хазушники, — а чего бегают и не понять. Одна фантазия…
— А ты вот Майн-Рида почитай, — загорячился, покрываясь румянцем, Лепешин. — Ты "Оцеола вождь семинолов" почитай, тогда говори… Там, брат, всё действительно, — и индейцы, и крокодилы, и мулаты… А суд Линча знаешь что?.. Ага, не знаешь, — а говоришь?..
— А ты знаешь!
— Знаю — обидчиво и упрямо мотнул головой Лепёшин: — я может сам хотел индейцем быть, я может и ковбоем хотел быть.
— Ну и дурак. Чем в ковбои поступать лучше в налётчики идти или по тихой или, скажем, по ширме… У меня дядя домушник, — таинственно зашептал Химик. — Так до чего здорово работает — ну прямо как твой Майн-Рид, и денег пропасть.
Химик не заметил как потемнело и залилось краской лицо его друга.
— А чего только не делал, — возбужденно махая пустым рукавом, повествовал он. — Раз с третьего этажа ссыпался — полребра недочет… Раз пианину стырили среди белой ночи, — жильцы слышали, конечно, грохот, но думали — дом рушится, и потому особенно не беспокоились. А хозяева — жильцов после в милицию: что, мол, это они сперли… До чего ругани было, — одного чуть не засудили… Смехота…
— А я, — как-то странно вырывается у Лепешина, — я записки буду оставлять, как у Пушкина…
— За-записки?..
— Факт!.. Я книжку одну читал у Пушкина. Там одни налетчик описан, в роде Антонио Порро, только получше, и добрым был: богачей грабил. И где что украдет, сейчас записку оставит: "Здесь был я, знаменитый бандит Дубровский". И поймать его никак не могли — до того был ловкий!..
— Тоже ловкость! Это в древности наверно, когда угрозыска, дактилосклёпии не было. — А пусть теперь оставит записку — враз поймают!
Лепешин ничего не ответил и вздохнул…
* * *А курица между тем постепенно поджаривалась и подрумянивалась… Лепешин вынул ее из развилки и разорвал на две части. Но Химик отказался.
— Не надо… У меня своя есть! — сказал он и вытащил из угольев курицу размером в два раза побольше лепешинской…
— Так дольше, но вкуснее, — объяснил он остолбеневшему другу. — Чего глаза разинул? Что я — дурак — казенную картошку жрать?..
Ребята устроились поудобней и зачавкали.
— Как в прерии, — прожевывая курятину, шамкал Лепешин. — Вкусно, прямо смак…
— Какой там смак? — откликнулся пресыщенный Химик. — Вот гуська бы молоденького! — Он зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел стоявшего перед костром одноклассника Кузю.
Ребята молчали. У Химика с Лепешиным в горле застряли куски. У Кузи при виде курятины неудержимо хлынули слюни…
— Шамаете? — спросил наконец Кузя.
Химик с Лепешиным переглянулись и, оторвав по куску каждый от своей курицы, дали Кузе. Тот съел, тоскливо облизнулся и, чувствуя, что больше не дадут, спросил.:
— Откуда раздобыли?..
— В болоте, — поспешно ответил Химик. — За клюквой ходили и на уток нарвались. Из самоделок двух ухлопали…
Кузя встал и посмотрел в сторону.
— А там утки еще остались?..
— Нет, не остались… Все улетели утки…
— А это, между прочим… не куры?..
— Ну вот! — обиделся Химик. — Станем мы из-за кур в лес, в болото таскаться. Кур и здесь не мало…
Кузя встрепенулся.
— Где?..
— Там, — махнул Химик, за водопадом пасутся… Кузя крякнул и, нагнувшись, поднял с земли суковатую ветку.
— Вы, рябцы, ежели уходить будете, костер не гасите, ладно?..
— А ты, сволочь — разом крикнули Химик и Лепешин: — если запорешься, нас не продавай, — слышишь!
— Сматываемся, — сказал Химик: — Кузя парень — липа. И сам запорется и нас выдаст…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});