Дарья Донцова - Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография
Спустя неделю после смерти Снапа мне приснился яркий, абсолютно невероятный сон. На зеленой поляне, усеянной белыми маргаритками, гуляют бабушка и папа, отчего-то одетые в ярко-красную одежду. Между ними бежит радостный, бодрый, совершенно здоровый Снапунька. Фася, улыбнувшись, сказала мне:
– Ну перестань! Видишь, мы все вместе. Снап нашел нас.
– Хорошая собака, – подхватил папа, – и с остальными подружилась.
Он повернулся, и я увидела в потоке солнечных лучей, заливающих поляну, своих давно умерших животных: пуделих Крошку и Люку, «дворянина» Дика, кошку Дымку.
– Хорошо им вместе, – продолжил папа.
– Мы обязательно увидимся, – кивнула бабушка.
– Не сейчас, – перебил ее отец и помахал мне рукой.
Я проснулась в холодном поту, мне никогда не снятся сны, обычно я просто кладу голову на подушку и проваливаюсь в яму, а тут такое представление. Я не верю в «тот свет», но после этого сновидения отчего-то успокоилась, мне стало казаться, что папа, бабушка, все наши животные живы, просто находятся сейчас временно далеко от меня, но мы непременно будем вместе.
Без собаки было очень тяжело, к тому же Манюня каждое утро, просыпаясь, кричала из кроватки:
– Снапуня, прыгай сюда!
Потом она вспоминала, что лучший друг умер, и заливалась слезами. Видя такое положение вещей, Александр Иванович схватил газету объявлений и моментально позвонил по первому попавшемуся на глаза номеру. У хозяйки оказались пуделя, за щенка она хотела пятнадцать тысяч неденоминированных рублей. Такой суммы у нас не имелось. И вдруг мне в голову пришла гениальная идея: а ваучеры? Помните эти бумажки? Около каждой станции метро тогда толклись молодые люди с табличками на шее: «Куплю ваучер».
Я схватила Машку, и мы понеслись на проспект. Но около Аэропорта предлагали за один четыре тысячи, у нас же имелось три ваучера. Пришлось ехать дальше. Часа два мы с Машуней носились по метро, но чем дольше катались, тем меньше оказывалась предлагаемая цена.
Девочка устала, но держалась стойко. На «Тверской» мы узнали, что здесь нам за ваучер дадут всего три пятьсот. Я приуныла, а Машка неожиданно заревела, спрашивая:
– Нам все равно не хватит на собачку?
Продавец заинтересовался, и Машуня мгновенно рассказала ему про смерть Снапа, объявление и пятнадцать тысяч. Парень вытащил сумку, отсчитал нужную сумму и сказал:
– Купи себе собаку.
Вот так в нашем доме поселилась черная пуделиха Черри, лохматое, крайне интеллигентное существо. Она не съела ни одной тапочки, не обгрызала ножки у мебели, не безобразничала… С трехмесячного возраста Черрепета была очень воспитанной собачкой, да еще оказалось, что она не любит сладкое. Протянутая конфета оставляет нашу собаку совершенно равнодушной, вот перед соленым крекером она не устоит никогда.
Только не подумайте, что это я так выдрессировала пуделиху. Обучением Черри занималась кошка Клеопатра, у которой имелся огромный опыт по выращиванию потомства! Наша киска каждый раз привозила из Глебовки котят. 30 августа мы перебирались в город, а в середине октября на свет появлялись пищащие комочки. Говорят, что кошки в момент родов прячутся от людей, забиваются в угол. Наша же, наоборот, бежала к хозяевам. Один раз Александр Иванович сидел ночью за письменным столом и работал. Он так увлекся, что не заметил, как Клепа вспрыгнула на бумаги. Котята выползли прямо на рукопись очередного учебника. В другой раз она пришла в кровать к Александру Ивановичу, муж, проснувшись, обнаружил справа от себя двух новорожденных, а на его груди лежала киска, производящая на свет третьего котенка.
Потом мы переносили потомство в ящик из-под бананов, и Клепа торжественно укладывалась рядом. Она была великолепной матерью, безукоризненно мыла и кормила детей, играла с ними.
Примерно через месяц после рождения котята выкарабкивались из «гнезда» и начинали осваивать квартиру. У нас объявлялось осадное положение. Александр Иванович, крупный мужчина, весом около ста килограммов, шаркал по комнатам, словно древний старик. Боясь раздавить кого-нибудь из Клепиных отпрысков, он предпочитал передвигаться, как на лыжах, не отрывая ступни от пола. Котята же носились по нашим длинным коридорам, задрав хвосты. Лучшим развлечением все они отчего-то считали притаиться за углом, а потом с сердитым фырканьем выскочить на ничего не подозревавшего члена семьи.
Один раз Аркашка шел в комнату, и на него налетел котенок. Сын, боясь наступить на наглое создание, попятился, оступился и рухнул на пол с высоты своего двухметрового роста.
Еще котятки быстро осваивали упоительную забаву: они взбирались вверх по занавескам, а потом, вцепившись когтями в материал, съезжали, как на коньках, вниз. Все гардины у нас стали похожими на лапшу.
Как-то мы с Александром Ивановичем пошли в театр и, торопясь на спектакль, забыли закрыть дверь в его кабинет. Вернувшись вечером, мы просто остолбенели. Все бумаги, рукописи, письма оказались на полу. Чужую диссертацию, отданную моему мужу на рецензию, толстенный том в роскошном кожаном переплете, котята сдвинуть не смогли, зато сладострастно объели его со всех сторон. Хвостатых разбойников привлек запах клея.
Супруг пришел в ужас. На завтра, на раннее утро, был назначен ученый совет, на котором следовало представить эту диссертацию. Переплести ее заново мы не успевали никоим образом, и Александру Ивановичу пришлось нести работу в обгрызенном виде.
Когда муж выложил том на стол, члены ученого совета замерли, потом один из них, пожилой профессор, откашлявшись, заявил:
– Многоуважаемый коллега, мы предполагали, что сия работа вызовет некоторое ваше недовольство, но и подумать не могли, до какой степени она обозлит вас!
Александр Иванович хотел было объяснить, что он не грыз переплет, негодуя на глупость диссертанта, но не стал рассказывать про котят, о них и так на факультете ходила тьма историй, причем совершенно правдивых.
Однажды, уже будучи заведующим кафедрой, Александр Иванович проводил ритуальное, еженедельное собрание. Его коллектив много лет подряд заседает по вторникам, с шестнадцати ноль-ноль. Даже если начнется потоп, упадет комета или взорвется вулкан, сотрудники, не обращая внимания ни на что, спокойно рассядутся в комнате. К телефону никто не подходит, все обсуждают текущие проблемы, коих у преподавателей немерено.
Но в тот день плавное течение беседы внезапно прервалось возгласом секретарши:
– Александр Иванович, вам звонят из дома.
Муж перепугался, он был уверен, что ни я, ни сыновья никогда не станем трезвонить сюда по вторникам. Мы все знаем: заседание кафедры – это святое. Значит, дома случился форс-мажор.
