Дарья Донцова - Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография
Он влез за руль, включил мотор и завопил:
– «Буря, ветер, ураганы, нам не страшен океан…»
С ужасающим хлюпаньем колымага двинулась вперед. А мы с Маней поплелись на речку смывать комбикорм.
Но не зря говорят, что человек ко всему привыкает. На следующий год я уже вполне споро управлялась с ведрами, не боялась соседской коровы, отгоняла палкой противных индюков, ловко полоскала на речке белье. Перестали меня пугать и хозяева. Дело в том, что дед пил до положения риз. Мне, никогда не жившей с алкоголиками, сначала было жутко наблюдать за жизнью супружеской пары. Дедок, приняв на грудь, начинал бегать за бабкой с топором и вопить:
– Ща убью заразу, усю мне жизню покалечила!
Старуха орала и уносилась по грядкам вдаль. Я пугалась безмерно, хватала Маню, Снапа, Клеопатру и удирала за околицу. Там я отсиживалась около часа, а потом кралась назад, до дрожи боясь разбудить деда, спавшего прямо на земле, в лопухах. Но потом пришло понимание: это у них ритуал такой, игра в догонялки.
Поэтому на втором году нашего пребывания в Глебовке я спокойно наблюдала, как дедок носится за бабкой вокруг избы, размахивая над головой колуном.
Один раз они устроили свои гонки, когда я пила чай. Вдруг раскрылась дверь, бабка влетела ко мне и шмыгнула под стол. Через секунду на пороге возник дед с самым безумным видом и заорал:
– А ну все на …. зарублю на …. вылазь …!
Я топнула ногой:
– Пошел вон с моей половины! Я деньги за лето заплатила и хочу жить спокойно! Ступай к себе, там и безобразничай!
Дед попятился:
– Ладно, ладно, ты, Грань, не сердися, уже убег!
Чуть ли не на цыпочках дедок вышел во двор. Несмотря на пьянство и вздорный характер, он был честным человеком. Раз жильцы деньги заплатили – пусть отдыхают.
Бабка, кряхтя, выползла из-под стола. Я угостила ее чаем с мармеладом. Старуха скушала пару чашечек и вдруг сказала:
– Знаешь, чаво мой бузит? Ревнует! Твой муж тихий совсем, ученый человек, а квелый. Мой же хоть и дурак, да любит меня. Вона как с топориком носится, по молодым годам и прибить мог, я вся синяя ходила, чистый баклажан!
В ее голосе слышалась откровенная гордость и жалость ко мне, которую муж так не любит, что даже не бьет по субботам.
Много интересного пережили мы в Глебовке. На третьем году нашей деревенской эпопеи у соседей случился пожар. Как на грех, именно в этот день бабка отправилась на рынок торговать картошкой, а дед получил пенсию и удрапал в магазин за бутылкой.
Когда занялась соседняя изба, я перепугалась настолько, что вылетела во двор в одной майке, забыв надеть юбку. Огонь полыхал вовсю. Жители деревни сбежались и молча стали наблюдать за происходящим. Никто из них не схватил ведра с водой и не полез выносить вещи. В огонь кинулись лишь Кеша и Леша, муж второй бабкиной дачницы, моей хорошей знакомой Гали. Она вместе с супругом и дочкой Катей жила у старухи на огороде, в сарайчике.
Кешка с Лешей повыбрасывали наружу что сумели, вытащили холодильник, телевизор и бросились спасать бабкин дом.
Сын залез на крышу, Алексей подавал ему ведра с водой, мальчик поливал крышу и стены, огонь вплотную подступал к нашей избе. Я металась от колодца с ведрами, забыв про то, что ношусь полуголой, Маня и Катя, совсем крошки, вытаскивали на всякий случай все вещи из избы… У нас не хватало ни рук, ни ног, а деревенские спокойно лузгали семечки.
– Ща рванет, – сказал один из мужиков, – тама у Надьки баллоны с газом.
Не успел он вымолвить эту фразу, как раздалось оглушительное «ба-бах». Крыша избы подлетела вверх, я с ужасом увидела, как ноги Аркашки взметнулись к солнцу. Потом оцинкованное железо хлопнулось назад, Кеша, непонятным образом удержавшийся за трубу, заорал:
– Леха, рой вокруг дома яму!
В общем, часа два мы отбивали избу у огня и победили. От соседского дома остались страшные черные головешки, наша «дача» стояла в целости и сохранности.
Переведя дух, мы оглядели друг друга. Галка, вся в пепле и саже, в разорванной кофте, Машка и Катя, похожие на чертенят, босые и мокрые с головы до ног, Кеша, всклокоченный, порезавший руки о крышу, Леша с рассеченным лбом, Снап, абсолютный терьер-негр, Клеопатра в песке и я без юбки, с обезумевшим взором.
С трудом успокоившись, мы сбегали на речку, вымыли кое-как детей, ополоснулись сами, отстирали там Снапа, Клеопатру и Галкину кошку по имени Симка, а потом решили попить чаю.
Но не успели мы разлить его по чашкам, как раздался дикий треск. В полном ужасе вся компания вылетела во двор. Мне с перепугу показалось, что теперь загорелись другие соседи, живущие слева, но перед глазами предстала иная картина. Забор повален, а в огороде стоит пожарная машина.
– Эй, девки, – заорал один из работников брандспойта, – где тута горит? Вызов пришел из вашей Глебовки.
Я без сил опустилась на крыльцо.
– Уже все погорело, – сообщил Леша.
– Два часа назад, – уточнил Кеша.
– Вы бы еще через неделю прикатили, – обозлилась Галка.
– И чаво бухтеть, – зевнул пожарный, – у нас техника поломатая. Скажи спасибо, что ваще явились!
Продолжая ворчать, он развернул машину, обрушил в придачу еще и забор соседей, живущих напротив, а потом с чувством выполненного долга отбыл.
Впрочем, ради справедливости следует заметить, что не только пожарные отличались в тех местах медлительностью.
Однажды у Галки случился приступ холецистита, и я с перепугу вызвала «Скорую». Так вот, набрала я номер 03 в среду вечером, а врачи прикатили в пятницу утром и очень злились, узнав, что больная давным-давно своим ходом поплелась в клинику. Подруга отправила мне на день рождения телеграмму, и почтальон принес ее первого июля, ровно через три недели после отсылки. Ей-богу, быстрее было сбегать пешком из Москвы в Глебовку и назад. Почту сюда доставляли по принципу: ведь приволокли же, чего еще надо. А за сроком годности продуктов в деревенской лавке никто не следил.
В девяносто втором году умер Снапик, как раз на Рождество, седьмого января. Когда Димка унес его тело в коробке из дома, со мной случилась истерика, Александра Ивановича не было в то время в Москве, Кеша служил в армии.
Минут через пятнадцать после того, как Дима ушел, раздался звонок. Я распахнула дверь и увидела долговязую фигуру в шинели не по размеру. Совершенно неожиданно вернулся Кеша, мы ждали его только в конце января.
Кончину Снапа все пережили очень тяжело, тот, кто терял собаку, знает, как трудно потом жить, не слыша бодрого цоканья коготков по полу. На глаза все время попадаются миски, поводок, изгрызенные игрушки, байковое одеяльце. Ночью я просыпалась от того, что мне слишком удобно спать, рядом на подушке не было морды Снапа… Раньше я злилась на него за привычку сопеть мне прямо в лицо, теперь была готова отдать все, чтобы снова увидеть Снапуна. Но мертвые никогда к нам не возвращаются.
