Михаил Эзер - Иерусалимские дневники

проснулся посередине дурацкого сна, в к-ром нас закидывали камнями в Хевроне, а я, взяв заложиками неск. арбских детей, усадил их в к-то руине и

обьяснял, что историей нам заповедано жить вместе, хотим мы этого, или нет, и что их враг – Арафат. Потом за стенами руины стали стрелять… я

проснулся, выскочил с пистолетом на балкон – за балконом в тумане хлестали, как бичом выстрелы ( видимо напротив нас на дороге – штук 8) – эткий

‹будильник› стал тоже привычным – видимо первые из них и ‹сгенерировали› мой сон. Пошел к компьютеру…Я уже неоднократно писал, что наша жизнь -

сплошной сюреализм,… а, может быть, просто попытка ухватить хоть что-то нормальное, хорошее, вечное в этом котле крови и абсурда, покуда у тебя ещё

есть шанс, есть время, есть твоя и твоих близких жизнь ( а то что она может оборваться в любой момент – это для нас уже стало почти нормальным

чувством ). В то время, когда даже Скорая помощь и пожарники требуют бронирования, как условия поездок к нам, когда нспектор по социальной работе

приезжает из Т-Авива к Авиталь с двумя телохранителями, на бронированном авто, после заявки за две недели на поездку откладывавшуюся раза три по

указаниям ответственных за охрану в её министерстве- очевидно, после каждой сводки новостей), когда чуть не каждый день – новые прохороны (только

вчера – в 11 ночи застрелили в двух шагах от Иеруслима мальчика 17 лет, ехавшего в Гиват Зеев – пригород столицы с папой на машине ) – вереницы машин

снуют туда – сюда по нашим дорогам – и не только на работу, но, если постоять на вечерних "тремиадах" – увидите, как наши девочки и мальчики ловят

попутки – поехать в кино, погулять по вечерней Кфар- Сабе, а то и Иерусалиму, машины с семьями, включая младенцев, едут друг к другу в гости из

поселения в поселение, а иногда – на "нехум велим"( утешение скорбящих ) к семьям тех, кто уже никогда не поедет в гости. Я сам никак не могу понять -

что это – восточная болезнь пассивности перед судьбой ( " иншаллизма" – от "Инш Алла"- обычная арабская призказка по любому поводу), или наоборот -

стоическое, вообщем – то геройское массовое деяние, осуществляемое большой группой, неприятие абсурда нвязываеиой им "полужизни" за забором и в

бункерах, что-то наподобие завтрака в Ла – Рошели, или,точнее, Сильвиовского поедания черешен под дулом пистолета ( у Пушкина в "Дуэли" ) – ведь

пистолет всё равно выстрелит, так почему отказывать себе в удовольствии. Где -то бродит, наверное и иное чувство – повернуть колесо и спасти себя, как

видно можно только ввергнув страну в кровь ещё более страшную – кровь гражданской войны ( все политические рычаги давления заблокированы системой

) – так может "у них" ("евреев с той стороны")наша кровь пробудит совесть, может они ощутят себя теми, кто, обьективно, уже мзмазали в ней СВОИ руки.

Недавно в утренней программе ТВ беседовали с жительницей поселения Маале Эфраим – на спуске из Шомрона в Иорд.долину – она рассказывала, как

каждый вечер обновляет записи, предназначенные для семьи, на случай, если ее убьют утром, по дороге на работу- приклеивает записочки на холодильник и

шкафы – где что лежит, поверяет и откладывает отдельно неоплаченные счета и т.д…. а утром особенно старательно одевается, думая, как будет выглядть

– "после…", распростертая на обочине дороги или уткнувшаяся в руль расстреляннной машины…. Мне это напомнило самурайский обычай утренней ревизии

завещания – но ведь на экране была просто милая сорокалетняя мама четверых детей…..

Мы провели последнюю неделю в походах – нужно же как-то использовать лето оно у нас в этом году дико жаркое – хорошо, что дома есть

кондиционер!). В четверг поехали с тремя младшими дочками в Нахарию (это берег моря у Ливанской границы – там он напоминает( в отличие от песчаных

пляжей южнее его) район мыса Тарханкут в С-З Крыму – песчаниковые и меловые скалы, изрезанные морем, небольшие лагуны, а в них ‹ванны›,

‹бассейны›, глубокие гроты, вырезанные морем в которые с шумом врываются волны, выбрасывая из их верхних щелей китовые фонтаны мокрых

воздушных брызг… Искупались недалеко от развалин финикийской деревни ( там – заповедник ) Ахзив, поехали в Нахарию – одетый в белое курортный

городок с широкими тротуарами дорожками для велосипедистов и вечерними белыми элегантными прогулочными каретами……… Потом мы поехали на

саму границу. Когда-то, до 1948 г. через мыс Рош ха никра проходил тоннель ж.д, построенный английскими сапёрами в 1942 г., во время Освобождения его

взорвали наши, чтобы не допустить переброски войск арабов с севера, а сейчас через его ‹еврейскую часть пробиты ходы к подземным морским гротам, в

которых дышит море, некоторые из низ метров 100 – 200 длиной. Всё это открыто до 12 ночи, в самих тоннелях народу – ни души (Север вообще полумёртв,

несмотря на лето, – за горкой всю ночь грохочут пушки – это тоже ‹мир› с Ливаном ), а на этаком скальном балконе, там где крыша тоннеля была взорвана

– в кафе под откр. небом гуляла свадьба… Мы ходили по полутёмным тоннелям, вдыхали запах моря и водорослей, слушали дыхание Посейдона,… мне,

впрочем, казалось, что я вот- вот увижу в одном из колодцев и самого Эрехтейя – он ведь был существом хтоническим и жил в чём-то подземном и

мокром. Жалко было уходить, но надо – и уехали просто на берег моря, поближе к границе, кинули, уже в полной темноте, мешки на песок и улеглись спать

под звёздными фонариками и морским ноктюрном. Утром, часов в шесть. я проснулся от какого-то шума, взглянул – мимо нас по пляжу проскакал парень в

ковбойской шляпе и клечатом платке на шее, в мексиканском седле на взмыленной молодой каурой кобылке, а за ним ещё 4 лошади на длинном поводу, в

сёдлах, но без ездоков (видимо их тренировали ). Так и захотелось спросить: "Билли! И это всё, что осталось от твоих друзей после встречи с Грязным

Гарри?" Он спешился, долго оттирал тряпкой потные бока своей лошади, и осторожно водил её по колено в воде в прибойной пене, охлаждая копыта. Вы не

представляете, каким вкусом обладала жизнь в это ранее утро, пока ещё не пекло солнце – мне казалось, что я её прямо- таки пью, как старое вино! И не

хотелось думать – а далеко ли дно в бутылке? Может быть таким видят рассвет те, кого ведут на плаху? Жаль- некого спросить. Хотя, впрочем,мне

рассказывал один здешний старичок, простоявший, в своё время, в Биркенау минут 15 с петлёй на шее на табуретке перед всем аппельплатцем, что он да

сих пор помнит – сколько гвоздей и годичных колец было на досках в стенке барака перед ним…

Утром мы поехали немного восточнее, оставили машину в парке Горен и пошли вниз – в ущелье Кзив (а потом вверх – на другой его склон ) к развалинам