Виктория Балашова - Шекспир

Разговоры о выручке всегда открывали Уильяму в самом себе какие-то неизведанные стороны его характера. Он с удовольствием подсчитывал прибыль и размышлял, куда мог бы ее вложить. Отец предлагал ему купить землю в Стрэтфорде, и Уильям подумывал о том, что неплохо было бы так и сделать. В таверне он рассказал Джеймсу о своих планах.

— Так и сделай, — посоветовал друг, — поезжай домой, посмотри, что да как. И покупай. Мы тут справимся без тебя. Пьеса готова, а писать новую необязательно в Лондоне.

Уильям кивнул. Но писать ему сейчас не хотелось. А вот заняться денежными вопросами не помешало бы.

— Ты прав. Поеду в Стрэтфорд. Отвлекусь. Лондон стал навевать на меня грустные мысли. Дома мне лучше. А ведь когда-то я бежал оттуда со всех ног, думая, что никогда больше не вернусь в Стрэтфорд. Я не понимал, как там могут люди жить всю жизнь. Я не понимал собственного отца, который даже не задумывался об отъезде.

— Лондон привлекает, лишь, когда видишь его издалека, — заметил Джеймс, — вблизи это довольно-таки убогое зрелище. Кругом грязь, суета. Люди продолжают съезжаться сюда со всей страны в надежде, что здесь что-то для них изменится. А менять надо себя, а не окружающую обстановку. Вот и ты — бежишь теперь обратно.

— Там мой дом, Джеймс. Я не прижился в Лондоне.

— Но, если бы с тобой по-прежнему была Элизабет, ты бы так не рассуждал. Тебя тогда было не заманить в Стрэтфорд. Я ж говорю: ты смотришь вокруг, а не в свою душу.

— Моя душа — потемки. Там уж ничего не различить.

Но, когда пришла записка от Элизабет, Уильям понял, что различить кое-что в своей душе он может. Он тут же отложил свой отъезд в Стрэтфорд, предоставив отцу самому решать земельные вопросы. Он понимал, что его настроение теперь напрямую зависит от того, есть в его жизни Элизабет или нет. Она, как обычно, вела двойную игру, разделяя постель с ним и с Генри. Но отказаться от нее он не мог.

Она точно так же, как и раньше, вбежала к нему в комнату. Он улыбнулся и остался стоять истуканом, молча разглядывая ее лицо.

— Уильям! Что ты стоишь? — она смеялась. — Ты же знаешь, что раздеться я сама не смогу. И одеться тоже.

Он подошел ближе и начал медленно расстегивать и расшнуровывать многочисленные застежки.

— Ох, уж эта женская одежда, — пробормотал он, — скоро я смогу наниматься к богатым дамам. Я приобретаю неоценимый опыт с твоей помощью.

— Вот уж нет! — Элизабет продолжала смеяться. — Этот опыт ты должен применять только со мной.

Как всегда, у нее не было много времени. Она прибегала и убегала из его жизни, но в ней снова было место для любви. Уильям жил от записки до записки, от свидания к свиданию. Так было лучше, чем просто существовать без надежды когда-нибудь увидеть Элизабет.

Он старался не обращать внимания на то, что происходило вокруг. О провале военной операции Эссекса в Ирландии стало ему известно от Элизабет: рядом с Эссексом находился и граф Саутгемптон.

— Ты поэтому видишься со мной так часто? — догадался Уильям. — Твой муж уехал.

— Да. И что? — она нахмурилась. — Ты бы чувствовал себя лучше, если бы он был в Лондоне?

— Нет, прости. Так что ты говоришь там происходит? — Уильям сделал вид, что его интересует ситуация, сложившаяся в Ирландии.

— Эссекс ехал туда за победой. Он теряет расположение королевы, поэтому ему было нужно вернуться героем. У них ничего не вышло. Муж пишет, что они возвращаются ни с чем. Королева в гневе.

— Тебе это чем-то грозит?

— Может быть, и грозит. Хотя мы и так не при дворе. Но то, что муж поддерживает Эссекса, конечно, наше положение не улучшит.

— Ты беспокоишься за него?

— За мужа или за Эссекса? — Элизабет продолжала шутить. — Я переживаю за обоих.

Порой происходят события, которые на время заставляют героя перестать постоянно, думать о любви. Несмотря на то, что Уильям писал пьесы, был уверен, что с ним-то такое не случится. Он жил лишь во время свиданий с Элизабет — остальное представлялось ему длинным, нескончаемым спектаклем, переходящим из театра на улицу и обратно. Собственная квартира была средоточием страсти и любви, грусти и печали, тоски и боли — это для Уильяма и являлось жизнью.

Тем не менее, отвлечься пришлось. Вокруг постоянно что-то делают второстепенные герои: они и выходят иногда на сцену, чтобы убедить главного персонажа отвлечься.

— Уил! — он услышал свое имя, выходя из театра.

На улице стоял Ричард Филд собственной персоной.

— Ты решил наконец-то посмотреть мой спектакль? — удивился Уильям. — Странно. Раньше ты проявлял интерес только к рукописям пьес, а не к их воплощению на сцене.

— Мне не до шуток. Прости, Уильям, — Филд выглядел потерянно.

— Что-то стряслось?

— К сожалению, да. Ту рукопись, что ты хранил у меня, не позволял печатать и показывать кому-либо, украли.

— Украли? Из твоей типографии? Но как? — Уильям не верил своим ушам. Сонеты королевы вместе с его собственными пропали.

— Не все так плохо, — кое-как ободрил друга Филд, — украли второй экземпляр. Первый так и лежит на месте. Это полностью моя вина, Уильям. И я не знаю, как смогу ее загладить.

— Ладно, Рич. Пошли, поговорим у тебя дома. Там все и расскажешь. Не стоять же нам теперь на улице.

Дома их встретила жена Ричарда, выглядевшая хуже, чем на похоронах. Она теребила в руках край передника и бормотала:

— Уил, это моя вина. Полностью моя вина. Ну и дети. Дети мешались тут под ногами. У нас их трое — ты знаешь, все хулиганы. Моя вина.

— Подожди, пожалуйста, Марта, — остановил ее Уильям, — Ричард, говори, и по порядку.

— Первый экземпляр, твои черновые записи, хранил я в потайном месте — там, где держу деньги. Ты был так серьезен, когда просил оставить у себя эти бумаги, что я проникся всей важностью порученной мне миссии. Позже ты принес второй экземпляр — сонеты, переписанные набело. Я уж, честно сказать, подумал, ты их хочешь опубликовать. Но ты опять просил их спрятать и никому не показывать.

— Это я помню, Ричард, — кивнул Уильям, — давай дальше.

— Так вот. Тут вокруг народ, конечно, знает, что мой друг — сам Уильям Шекспир, и я иногда публикую пьесы, которые он мне лично приносит. Некоторые, ты помнишь, приходят и просят у тебя попросить разрешение что-нибудь опубликовать. Я не удивляюсь и честно передаю просьбы, а иногда передаю рукописи, которые ты позволяешь отдать.

— Угу, — снова кивнул Уильям.

— Вчера вечером, тут моя жена права, дети бегали и страшно мешались под ногами. А я ушел ненадолго в магазин. Когда вернулся, Марта говорит: «Там к тебе пришли. Сидит человек в той комнате». Захожу. Никого. Я говорю: «Жена, ты не с ума ли сошла? Тут нет никого». Она зашла, всплеснула руками: мол, куда ж он делся. Исчез вместе с рукописью.