Стефан Кларк - Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Хотя не всем официантам можно было доверять. В «Кафе Англэ» хорошая взятка в нужные руки гарантировала, что общая дверь останется чуть приоткрытой, так что из salle commune можно будет увидеть, кто заходит через черный ход.

Самым известным в «Кафе Англэ» был le Grand Seize – большой кабинет номер шестнадцать. Это был роскошный приватный салон с плюшевыми красными диванами, обтянутыми бархатом стенами, и Берти здесь был habitué[188]. А из женщин чаще всего бывала знаменитая cocotte Анна Дельон[189]. Именно в этой комнате, хотя, очевидно, и не в присутствии Берти, одна из его любимых grandes horizontales показала трюк, превративший ее в легенду.

Кора Перл (ее настоящее имя Эмма Крауч) была англичанкой, и родилась она то ли в 1835 году, то ли в 1842-м, в зависимости от того, какой истории вы больше поверите. Дочь виолончелиста и композитора, она обладала хорошими музыкальными способностями – может быть, не столь впечатляющими, как у Гортензии Шнайдер, но вполне достаточными для того, чтобы получить роль в постановке оперетты Оффенбаха «Орфей в аду» в 1867 году. Помимо соблазнительной фигуры и красивой мордашки, ее отличало упорное стремление разбогатеть, причем быстро. Говорят, что в проституцию она подалась после изнасилования и что любовников своих обдирала как липку, а потом еще и унижала.

Светский репортер под псевдонимом Зед ярко обрисовал, как работал ум Коры: «Однажды у нее дома мы увидели огромный гроссбух, разделенный на три колонки. В одной были перечислены имена ее клиентов, в большинстве своем людей публичных или наших друзей. Во второй она фиксировала даты их… визитов. В третьей колонке значились суммы, пожертвованные каждым паломником за оказанное ему гостеприимство. И здесь же содержались – да простит меня Бог – ремарки, не всегда лестные».

Мстительное остроумие Коры не пощадило даже Берти. Когда он послал ей огромную корзину редких орхидей, она выказала презрение к этому жесту (несомненно, потому, что ему это обошлось недешево, а ей не принесло ощутимой выгоды) – пригласила к себе друзей и, разбросав цветы по полу, станцевала на них хорнпайп[190].

Возможно, Берти был чересчур романтичным. Большинство мужчин слишком хорошо знали, что купить (временную) любовь Коры можно только за наличные – один любовник добился ее расположения, отправив ей коробку marrons glacés, глазированных каштанов, каждый из которых был завернут в 1000-франковую банкноту.

Кора – вполне в духе времени – не стеснялась выставлять напоказ свое растущее богатство. Она купила роскошные апартаменты недалеко от Елисейских Полей и украсила розовую мраморную ванну своими инициалами, инкрустированными золотом. И, чтобы поддерживать такой образ жизни, она устроила скандал. Отчасти благодаря ее широко известному роману с Наполеоном III она стала первой cocotte, удостоенной титула grande horizontale. У нее было и другое прозвище – Plat du Jour, что переводится как «блюдо дня», – которое она заработала однажды вечером в кабинете Grand Seize «Кафе Англэ».

Там проходил званый ужин, и Кора заключила пари, что никто из присутствующих мужчин не сможет разрезать на куски блюдо, которое подадут следующим. Мужчины сделали ставки, и Кора покинула комнату. Спустя несколько минут официанты внесли огромное блюдо. Сверху, украшенная веточками петрушки, размещенными на стратегически важных частях тела, лежала обнаженная Кора Перл. Это блюдо дня Париж помнит и поныне[191].

Во время Exposition Universelle 1867 года аморальные развлечения в «Кафе Англэ» перестали быть прерогативой верхних этажей. В городе было так много богатых туристов, что даже в salle commune залетали на промысел профессиональные «ночные бабочки». Совсем как хостес в стриптиз-клубах, они раскручивали клиентов на выпивку и угощение, зарабатывая при этом нехилые чаевые, и надеялись найти мужчину, который сможет заплатить чуть больше, чем стоимость суточной аренды комнаты в их пансионе. Далеко не все было гламурным в Париже Наполеона III.

Другим излюбленным местом отдыха Берти в Париже конца 1860-х годов – и самым дорогим – было café с подходящим названием Maison dé От («Золотой дом»), которое позже сменило вывеску и стало называться Maison Dorée («Позолоченный дом»), видимо признавая, что его прелести были наносными.

Café занимало большое здание на Итальянском бульваре, через дорогу от «Кафе Англэ». Как писал Courrier Français («Французский курьер»), еженедельный журнал того времени, «Мезон д’Ор» был первопроходцем в своем жанре: «С него началась эпоха café splendide[192], где от картин, зеркал, золота и роскошной мебели слепит глаза. Повсюду медальоны, подвески, светильники, скульптурные панели и богатая лепнина на потолках». Говорили, что его винный погреб насчитывает 80 000 бутылок.

Днем «Мезон д’Ор» посещали в основном банкиры, которые устраивали здесь деловые обеды и старались произвести впечатление на клиентов, подобно тому, как это делают нынешние шикарные отели Парижа. А вечером café зажигало огни, заманивая jeunesse dorée[193] и мужчин постарше, умеющих сорить деньгами. Берти начинал в первом качестве и вырос до последнего, так что ему сам бог велел стать здесь завсегдатаем.

«Мезон д’Ор» привлекал и известных писателей: Александр Дюма-отец, автор «Трех мушкетеров», учредил газету в этом здании; один из персонажей Бальзака закатил здесь разорительный ужин; café упоминается и в романах Пруста из цикла «В поисках утраченного времени» – главный герой, Сван, приходит сюда искать свою любимую, Одетту, и, не находя, влюбляется в нее еще сильнее[194].

Café притягивало настолько богатую, модную и влиятельную клиентуру, что вскоре прославилось как «сердце, разум и желудок бульвара». Хотя, присвоив ему такое прозвище, парижане обошли вниманием другие части тела, которые тоже трудились в приватных кабинетах наверху.

Внутреннее устройство «Мезон д’Ор» мало чем отличалось от «Кафе Англэ». Ресторан был разделен на две части: одна – с парадной дверью и выходом на бульвар, а в другую можно было попасть только со стороны боковой улицы Лаффит. Здесь, в приватных кабинетах, женатые мужчины могли вновь почувствовать себя холостяками, уверенные в том, что Madame[195] ничего не узнает, если только сама не развлекается в одном из соседних кабинетов, что повышает риск столкнуться с ней на лестнице, спускаясь к выходу на улицу Лаффит.