Анатолий Кожевников - Стартует мужество

Все наши летчики благополучно вернулись на свой аэродром. Настроение у них было приподнятое. Они наперебой рассказывали об атаках, о том, как падали и удирали гитлеровцы, как взорвался и горел бензосклад… Героями дня были, конечно, те, кому посчастливилось сбить самолеты противника.

Молодые летчики — молчаливый, коренастый Хмылов и высокий, худощавый Олейников — радовались больше всех. Вместе с ними ликовал и Заборовский: меткими очередями он уничтожил расчет зенитной пушки и поджег «юнкерса».

По данным партизан и воздушной разведки, мы четыре вражеских самолета сбили, а семнадцать уничтожили на земле. Фашисты потеряли около ста человек летного и технического состава.

Говорят, что победителей не судят. Но командир полка, скупо похвалив нас, очень подробно разобрал наши ошибки. Прежде всего он отметил, что мы были недостаточно осмотрительными в воздухе и несвоевременно заметили появление «мессершмиттов». Нам просто повезло. Самоуверенные фашисты послали против нас молодых летчиков. Они рассчитывали, что превосходство в скорости позволит им запросто разделаться с «харрикейнами». А вышло наоборот.

Из первых боев я сделал много для себя выводов. Мы действительно допустили ряд серьезных ошибок. Подавив огонь вражеских зениток, мы потом не обращали на них внимания. И если хотя бы одна из подавленных батарей ожила, нам не избежать бы потерь. В бою мне никак не удавалось собрать эскадрилью. Летчики действовали в основном в одиночку, не заботились о прикрытии друг друга.

Что ж, будем учиться на ошибках!

Впоследствии мы не раз обращались к опыту этого вылета и, прежде чем идти на новое боевое задание, разыгрывали несколько вариантов воздушного боя. Особое внимание уделяли быстрому сбору, перестроению, сохранению своего места в строю.

Раздумья о тактике

Команда «Подъем» была подана на рассвете. Наскоро одеваемся. Адъютант эскадрильи Сухин, сообщив о полученном задании, поторапливает нас. Кто-то в потемках перепутал сапоги и в спешке не может разобраться, где свой, где чужой. Я вспомнил, что сержант Кузьмин еще в постели: от первой команды «Подъем» он никогда не просыпается.

 — Кузьку разбудите, — говорю Простову.

Сержант, как всегда, спал безмятежным сном. Его подняли, поставили на ноги, но, как только отошли, он снова упал на солому. Сердясь на друга, Простов стал дергать его за ноги, и Кузя наконец проснулся. Окончательно оделся он уже в кузове автомашины.

В штабной землянке, куда нас пригласили, собралось уже все командование полка. Начальник штаба капитан Веденеев, склонившись над картой, отыскивал едва заметные населенные пункты. Вокруг царил полумрак, несмотря на то, что посыльный то и дело поправлял фитиль коптилки. По утомленному лицу капитана было видно, что он еще не ложился. Мы сидели и ждали, пока он нанесет на карту последние изменения в боевой обстановке. Передний край по-прежнему проходил по левому берегу Дона, на правом — мы все еще сохраняли за собой несколько плацдармов. Фашисты ежедневно пытались сбросить оттуда наши наземные части, но каждый раз получали по зубам. В те дни Совинформбюро сообщало, что в среднем течении Дона советские войска ведут бои местного значения.

Когда Веденеев подготовил карту, командир полка поставил нам боевую задачу: прикрыть штурмовиков, которые будут наносить удар по скоплению вражеских танков западнее Коротояка. Полетит первая эскадрилья, ведущий — штурман Абалтусов. Взлет по сигналу зеленая ракета.

Вскоре капитан Абалтусов собрал летчиков в своей землянке и дал указания на случай воздушного боя. Предполагалась встреча с истребителями «Макки С-200», которые базировались на острогожском аэродроме. Главное внимание ведущий уделил оборонительному маневру. В случае воздушного боя мы должны были образовать замкнутый круг, а точнее эллипс, немного вытянутый в направлении нашей территории. Он полагал, что такой боевой порядок обеспечивал лучшую защиту от атак вражеских истребителей и позволял группе без перестроения уходить на свою территорию.

Штурман был отличным воздушным бойцом. Ему не раз приходилось встречаться с превосходящим противником, и всегда он выходил победителем.

В полку Абалтусов пользовался большим авторитетом. Тридцатипятилетний капитан принадлежал к старшему поколению советских летчиков, имевших за плечами солидный боевой опыт. Но он не кичился своими знаниями, держался с товарищами просто, отличался исключительной корректностью.

В Абалтусове уживались как бы два человека — «земной» и «небесный». Первый выглядел застенчивым, медлительным, порой даже неряшливым. У тех, кто его не знал, могло сложиться впечатление, что и летчик он неважный. Но это было не так. Садясь в самолет, Абалтусов буквально преображался. Движения его становились уверенными, четкими, экономными. Все он делал обдуманно, без каких-либо погрешностей.

Пока мы готовились к вылету, стало совсем светло. С командного пункта поступило распоряжение — быть в готовности номер один. Мы сели по машинам, чтобы в любой момент запустить двигатели. Сигнала ждать долго не пришлось.

Штурмовики появились на высоте тысяча пятьсот метров. Мы немедленно взлетели и приняли заранее обусловленный боевой порядок: два звена стали осуществлять прикрытие, одно составило ударную группу.

При подходе к линии фронта усилили осмотрительность. Но в голубом утреннем небе сияло только солнце. И на земле царило такое спокойствие, будто нет никакой войны.

Вдруг шедшее слева звено Лавинского метнулось в сторону. А в следующее мгновение надо мной пронеслись четыре тупорылых, с желтыми крыльями истребителя. «Макки», — промелькнуло в сознании, и я инстинктивно развернул самолет для лобовой атаки второго вражеского звена. Прицелившись, нажал на гашетку, но очереди прошли мимо. Чуть не столкнувшись с фашистом, расходимся левыми бортами.

Справа вверху замечаю пару «макки» и бросаюсь в атаку. Ведущий самолет в моем прицеле. Очередь, другая, третья… Но вражеский истребитель продолжает лететь. Замечаю, что недостаточное упреждение. Ввожу поправку. Однако стрелять не пришлось: атакованный парой «макки», я вынужден был сам выходить из-под их удара.

Мой ведомый, сержант Простов, неотступно следует за мной. Он тоже ведет огонь, но, как и я, безрезультатно.

Пулеметы замолкли, стрелять больше нечем. Но неписаные законы боя говорят: «Если патроны кончились, все равно атакуй противника, делай вид, что еще можешь сбить его. Дерись вместе с товарищами, а если положение станет безвыходным — тарань врага». Следуя этим заповедям, мы с Простовым имитировали атаки до конца воздушного боя, до тех пор, пока фашисты, потеряв от огня Абалтусова один самолет, начали уходить в западном направлении.