Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров
Оба караула, опять начиная со сменяемого, берут «к ноге». Тогда наш караульный начальник командует:
– Часовой у фронта, вперед!
Первый часовой смены у фронта (на этот пост выбирались люди особенно высокие и представительные) выступает из первой шеренги и, режа углы, идет на платформу к будке. Полагалось не просто идти, а «печатать с носка». Когда он подойдет, старый преображенский часовой делает шаг вправо, освобождая ему место, на которое он и вступает, но кругом еще не поворачивается. Теперь оба часовых стоят рядом, но смотрят в противоположные стороны.
Старый часовой начинает «сдачу». Кричать не требуется, но говорить надлежит громко, медленно и внушительно.
– Пост № 1 у фронта обязан охранять вход в караульное помещение. Под сдачей состоит: будка, тулуп, кеньги[17] и колокол!
После этого новый часовой может просто повернуться кругом и этим показать, что он пост принял. Но высокий класс требует еще немножко покочевряжиться, обойти кругом будку, посмотреть, цела ли она, потрогать висящий в ней тулуп и даже ударить в колокол, не разбит ли он…
Проделав все это, новый часовой становится у будки опять так, как он стоял во время сдачи, и, наконец, многозначительно, лихо, с прищелком поворачивается кругом.
Этим поворотом он показал, что пост он принял и что с этой секунды часовой у фронта уже он.
Как только новый часовой повернулся, старый без всякой команды выходит, поворачивается налево, идет вдоль фронта (проходя мимо стоящих во фронте офицеров, нужно не забыть отдать им честь поворотом головы) и становится на левый фланг своего караула.
Когда часовой у фронта встал на свое место, старший в карауле офицер командует тихо знаменщику: «Шагом марш!» – и, держа руку под козырек, ведет его в караульное помещение, где знамя укладывается в особую стойку. Часового особого при нем не ставится.
Когда по расчету времени, знамя успело крепко улечься в свою стойку, караульные начальники взглядывают друг на друга, одновременно выходят для команды и командуют: «Караул, направо! Шагом марш!»
Старый караул, проходя позади будки часового, сходит с платформы, а новый, через противоположный вход, вводится на платформу и дальше прямо в караульное помещение, где люди расходятся, ставят винтовки в пирамиды и идут оправиться. Перед тем, чтобы стать на два часа на пост, надобность сего естественна. Офицеры нового караула проходят в офицерскую часть караульного помещения. Через две-три минуты раздается голос караульного унтер-офицера:
– Разводящие, готовь первую смену!
В это время старый караул под командой старшего офицера уходит домой, а старый караульный начальник через платформу проходит в офицерское караульное помещение. Здороваются, вынимают папиросы, начинаются разговоры о службе, о начальстве и т. д. Пока продолжаются разговоры, идет смена постов.
Приблизительно через полчаса в дверях показываются два караульных унтер-офицера, преображенский и наш, и каждый рапортует своему начальству: преображенец – что посты сдал, а наш – что посты принял. Во время рапорта, как полагается, все присутствующие стоят смирно.
Следуют рукопожатия, пожелания спокойного караула, последняя смена преображенских часовых с караульным унтер-офицером уходит строем домой; уходит и длинный Приклонский одиночным порядком.
На 24 часа огромный красавец Зимний дворец поступает под нашу охрану.
Все эти повороты, резки углов на ходу и прищелкивание каблуками я с таким вкусом здесь описываю вовсе не потому, что хочу показать, что в мое время в гвардии процветала плацпарадная прусская наука эпохи Фридриха Великого.
Солдат у нас не забивали и в нерассуждающие манекены их не превращали. На стройность во фронте смотрели не как на самоцель, а как на воспитание. Великий учитель и однополчанин наш Суворов говаривал: «Солдат в строю стоит стрелкой». А уж на что был враг бесцельной, угашающей дух муштры!..
Не знаю, как теперь, но в старое время российский народ был склонен к расхлябанности, и русскую молодежь учить подтянутости, порядку и отчетливости было дело доброе, было, а может быть, и будет… Те, кто молодцами стояли на часах в петербургских караулах, те и на полях Галиции и Польши не спали в сторожевом охранении и не бегали из секретов.
Вернемся, однако, в караульное помещение.
Караульное помещение Зимнего дворца было отличное и просторное. В помещении для солдат имелись широкие и удобные деревянные диваны. Сзади была столовая и помещение, где заступающая смена могла ночью «отдыхать лежа», то есть попросту спать.
Офицерское помещение состояло из столовой и смежной с ней длинной комнаты, отделявшейся от нее аркой. В этой длинной комнате у широкого окна, выходившего на двор и на караульную платформу, стоял дубовый стол и около него четыре больших с высокими спинками, чрезвычайно удобных кресла.
Немного отступя вглубь, во внутренней стене камин, над камином почти до потолка зеркало, а на камине старинные часы, на которых стрелки всегда показывали 6 часов с минутами. Хотя стоявшие часы во дворцах были не редкость, про эти часы передавали, что они остановились в минуту взрыва в Зимнем дворце, который был устроен в конце 1870-х годов и которым при помощи адской машины предполагалось взорвать Александра II во время обеда. Взрыв произошел раньше, и никто из царской семьи не пострадал, но пострадал караул Финляндского полка, который в этот день нес во дворце службу. В назидание караульным начальникам, дабы побудить их в вящему бдению, каминные часы уже много лет были оставлены показывать час и минуту взрыва.
Дальше за камином в глубине комнаты стояли три дивана, но ими мы не пользовались. Вся мебель и все драпировки в этой комнате были толстого темно-красного репса.
Минут через десять после ухода преображенцев к Поливанову подходит старичок в гамашах, в красном жилете, в зеленом фраке, обшитом позументами с двуглавыми орлами – придворный лакей, – и почтительно спрашивает:
– В котором часу завтрак прикажете подавать, и на сколько персон?
– Дежурный по караулам обещал приехать, тогда будет четверо. А завтрак около часа; как он приедет, так и подавайте.
– Извольте подписать требование на вино.
Матвеич подписывает требование на столовое вино: две бутылки белого и одна бутылка мадеры. Вино полагается от дворца, как всегда во дворцах, русское, Удельного ведомства, и отличного качества. Пять бутылок давалось трем офицерам караула на завтрак и на обед. Пить вино в карауле по уставу не разрешалось, но во дворце это исключение делалось.
Во дворцовых караулах довольствие было организовано следующим образом. Солдатам от дворца отпускались так называемые «караульные деньги»: по полтиннику на рядового и по 75 копеек на унтер-офицера. Но эти деньги посылались в полк впоследствии, по требованию, и в конце
