Утро после победы - Ариадна Константиновна Рокоссовская
«В любви ни я ему не объяснялась, ни он мне, но это была любовь, которая длилась 35 лет»
Еременко провел в госпитале несколько месяцев, потом засобирался на войну. Главный врач отказывался его выписывать. Тот настоял на своем, обещал, что будет выполнять все указания. И главврач сказал: «Хорошо, но тогда с вами поедет Нина Гриб», и прикомандировал меня на Сталинградский фронт. Всю войну мы прошли вместе. Я видела, как все эти годы он работал. На фронте постоянно бывал в войсках, на передовой, все это несмотря на раны. Он не спал по нескольку дней. Его единственной мечтой было выспаться как следует. И я всегда была рядом с ним со своим фельдшерским чемоданчиком.
А любовь началась уже на фронте?
Нина Еременко: Я влюбилась, по-моему, еще тогда, когда поцеловала его раненого, беззащитного. А он…
Как-то раз я сопровождала раненых до полевого госпиталя. Весь обоз ушел под лед. Меня спасли, но я повредила ногу и была доставлена в тот самый госпиталь. А Еременко сказали, что все погибли. Он не мог в это поверить и отправил своего порученца разыскать меня во что бы то ни стало. Когда меня нашли и привезли в штаб, Еременко приказал, чтобы меня поселили в его землянке на свободной кровати. С тех пор мы больше не разлучались. В любви ни я ему не объяснялась, ни он мне, но это была любовь, которая длилась 35 лет.
Когда Андрей Иванович сделал вам предложение?
Нина Еременко: Он мне не делал предложения. Таким был человеком – строгим, немногословным. После войны я поступила на третий курс мединститута. Как-то раз вернулась домой после учебы, вижу, что стол накрыт, какие-то незнакомые люди сидят. Еременко увидел меня и говорит: «Нина, иди сюда. Будем с тобой расписываться». Потом гуляли свадьбу. Интересно, что в особняке, в котором мы тогда жили и, соответственно, расписывались, теперь ЗАГС.
Где вы закончили войну?
Нина Еременко: Войну мы закончили в Чехословакии. Андрей Иванович хотел, чтобы к приезду в Москву я была самой красивой, поэтому ко мне вызвали чешских портних. Им заказали два наряда. Один вечерний, а один простой, но очень элегантный.
Когда был Парад Победы, на Красную площадь мы приехали вместе. Я была в новом чешском костюме. Андрей Иванович поздоровался со сводным полком своего 4-го Украинского фронта и через всю Красную площадь повел меня за руку на трибуну «А». Все, конечно, обратили на это внимание. Оставляя меня на трибуне, он сказал: «Стой здесь, когда парад закончится, я за тобой приду». К концу парада пошел дождь, а у меня ни плаща, ни зонта, чешский костюм намок и начал съеживаться. Парад закончился, а за мной никто не приходит. Я стою под дождем и жду, костюм становится все меньше. Слава богу, встретила начальника политуправления фронта, он отвез меня в гостиницу. Потом выяснилось, что всех командующих Сталин пригласил к себе. А костюм тот пришлось выбросить.
Но остался же еще вечерний наряд.
Нина Еременко: Да. На прием для участников парада я надела это вечернее платье. Оно было очень красивое – из бархата, с кружевами. И оказалась одна в таком нарядном виде – у кого тогда могли быть вечерние платья?
А как вы жили после войны?
Нина Еременко: После войны Андрей Иванович был назначен командующим Западно-Сибирским военным округом. Его штаб находился в Новосибирске. Мы довольно часто приезжали в Москву, а своей квартиры у нас не было, все время останавливались в гостинице. Я переживала, но Андрею Ивановичу об этом не говорила, ведь Еременко никогда ничего не просил. Он говорил: «Я ничего ни у кого просить не буду. Если я заслужил, то мне должны дать. Если нет, то нет».
Как-то в конце сороковых годов мы приехали на сессию Верховного Совета, и я решила попросить у Хрущева, который был первым секретарем московского горкома, квартиру.
Дело в том, что Хрущев был членом военного совета на фронте у Еременко и у них были хорошие отношения. На других фронтах представители Ставки были грозой многих командиров. А Хрущев, когда приехал, сразу сказал мужу: «Андрей Иванович, я человек штатский, в военных делах плохо разбираюсь. Что ты считаешь нужным, то и делай, я тебе мешать не буду». И он Еременко, не мешал, наоборот, поддерживал. Мы с Никитой Сергеевичем были в прекрасных отношениях. Я часто бывала на КП фронта – ждала Еременко, целыми днями пропадавшего где-то на передовой. В его отсутствие всех лечила, в том числе и Хрущева. То насморк, то ушиб. Он мне говорил: «Нина, после войны, когда приедешь в Киев, на поезде ли, на самолете ли, твой путь будет выстлан ковровой дорожкой».
Так вот Андрей Иванович пошел на сессию, а я позвонила Хрущеву. Он обрадовался, велел мне немедленно к нему приехать. Я поехала в Кремль. Провели меня к нему в кабинет, он встал мне навстречу, раскинул руки, обнял меня, и я расплакалась. Хрущев говорит: «Ну вот! На фронте таким храбрым бойцом была, а теперь плачешь!» И я стала рассказывать, что своего угла у нас нет, вообще ничего своего нет. Уже трое детей, а мы все кочуем по гостиницам да по гарнизонам. На фронте и то лучше жилось. Никита Сергеевич обещал подумать и усадил меня чай пить. На следующий день утром нам звонят: «Нина Ивановна, собирайтесь, мы сейчас подъедем, покажем вам квартиру». А я ведь и не знаю, как мужу признаться, что я за его спиной у Хрущева квартиру просила. Андрей Иванович спрашивает, кто звонил. Я отвечаю, что звонили от Хрущева. Он: «А что им надо?» – «Хотят нам квартиру показать». О том, почему нам дали квартиру, я ему так и не рассказала.
Андрей Иванович с детьми
Мы всегда были вместе. Как-то раз я сопровождала мужа на сессию в элегантном костюме, в шляпке – все по европейской моде, а потом его вызвал Жуков: «Андрей Иванович, зачем такую красавицу на сессию привел?»
Помню, как праздновали 70-летие Сталина. Он пригласил и нас с Андреем Ивановичем. Но посадили нас на разных концах стола. Муж сидел ближе к Сталину, рядом с Молотовым, я – рядом с Микояном. И вдруг вижу, что Молотов наливает Еременко коньяк. А ему крепкие алкогольные напитки из-за ранения категорически запрещены. Я говорю громко: «Андрею
