Цыганская песня: от «Яра» до Парижа - Коллектив авторов
…Я многому научилась у цыган. Например, быть свободной. Один раз в году, в июле, мы брали с Алешей машину и уезжали путешествовать. И знаете, иногда мы останавливались в полночь на дороге, спали в машине. И вот он всегда чувствовал, точно по запаху, есть поблизости опасность или нет. Я не знаю, как он это делал, просто говорил: «Лучше уедем отсюда, здесь нечисто». Однажды мы возвращались из путешествия, проезжали мимо деревни, и Алеша сказал мне: «Давай украдем курицу». И рассказал мне, как они с друзьями воровали кур, правда, потом приглашали фермеров, у которых воровали, и пели им. Однажды я заикнулась, что хочу попробовать петь, но он отрезал: «Моя жена никогда не будет петь и танцевать». Это чисто цыганское заявление. Так что я всю жизнь проработала на французских железных дорогах архивистом. Я работала днем, а Алеша – ночью…
Деньгам цену знал, но деньги не копил. Говорил: «Лучше у меня будет много друзей, чем много денег». Он, между прочим, был очень азартен, но головы не терял. Играл исключительно в карты и притом великолепно. Все крупье Довиля, Трувиля, Канн и Монако его прекрасно знали. Никаких других игр в казино не признавал. Никто не помнит ни одного его проигрыша. Выигрывал приличные суммы, но во время игры оставался очень спокойным и уверенным в себе[28].
Алеша с женой Терезой
* * *
В 1984 году исполнителя пригласили с большим гастрольным туром в Соединенные Штаты. В поездку он взял свою любимую девушку, ему хотелось показать, что он знаменит, что его ждут. Концерты прошли в двенадцати городах, но были очень плохо организованы. Долгие переезды в холодном фургоне сказались на здоровье артиста: он простудился. Да и публика, состоявшая в основном из новых эмигрантов, ждала от него разухабистого «блатняка», а он пел романсы. Конечно, Алеша вытянул ситуацию, но ему было очень обидно.
Михаил Гулько вспоминает: «В качестве зрителя я присутствовал на концерте Алеши в Нью-Йорке. Аккомпанировали ему великолепный гитарист Костя Казанский и мой товарищ мультиинструменталист Лев Забежинский, он выступал с сольным номером игры на балалайке, а потом вставал за контрабас.
Не вся публика была готова воспринимать самобытное искусство Димитриевича. Из зала раздавались бестактные выкрики: “Спой “Аидише мама”, “Очи черные” давай!”
Было видно, что Алеша устал и простужен, но он без раздражения, очень тихим голосом, с улыбкой отвечал: “Этих песен нет в моем репертуаре”…»[29]
Димитриевич и контрабасист Лев Забежинский. Нью-Йорк, 1984
Вернувшись в Париж, Димитриевич продолжил выступать в «Распутине». Но время неумолимо. Вспоминают, что за полгода до кончины он исполнил романс «Пора собирать чемоданчик» и, закончив петь, задумчиво повторил строчку вслух.
Он работал, можно сказать, до самой смерти. За месяц до его кончины врач предупредил Алешу, что не надо петь, совсем плохо с легкими. Даже если бы он не курил, он все равно в ресторанах вдыхал этот ужасный дым, от этого, думаю, и заболел. Я чувствовала, что муж уходит. 12 января он вернулся домой и сказал, что больше не пойдет петь. А в тот день – 21 января – он собирался крестить сына своего друга Чиковани – маленького Сандрика. Но когда пришла пора выезжать, сказал, что ему нехорошо. «Наверное, я заболел». Решили подождать немного. Он прилег и через некоторое время умер, в своей постели. Не смог дышать и задохнулся. В последний момент, задыхаясь, улыбнулся и произнес: «Мама». Он как бы увидел свою мать. Когда я рассказала это его племяннице, дочери Вали, та сказала: «Алеша нашел всю свою семью. Сейчас они будут праздновать»…[30]
Алексей Иванович Димитриевич умер 21 января 1986 года. Похоронили его на русском кладбище в Париже, известном всему миру Сент-Женевьев-де-Буа.
«Над могилой не пели. Только играли. Холодно было», – вспоминала участница траурной церемонии Наталия Медведева.
* * *
Прошли годы… Больше четверти века нет с нами артиста, но его искусство живет. В середине девяностых замечательный музыкант Николай Иванович Эрденко (1945–2005) записал пластинку-трибьют и снял документальный фильм «Цыган Алеша», который, несмотря на то что туда не попали кадры с видеозаписью выступлений Димитриевича (тогда их еще не отыскали коллекционеры), остается, на мой взгляд, лучшей работой о Легенде.
В 2000-е было снято еще несколько картин: одна – телеканалом «Культура», а две другие – автором этих строк.
В 2010 году в рамках передачи «Старая пластинка» («Шансон-ТВ») было записано три 15-минутные программы, а в 2012 году для канала «Ля-минор» я снял большой 39-минутный фильм «Памяти Алеши Димитриевича». Все вышеперечисленные работы можно легко отыскать в Интернете.
Что остается добавить? В образе цыганского певца сегодня работают Александр Ф. Скляр, записавший вместе с группой «Братья Жемчужные» своего рода пластинку-посвящение под названием «Цыганский рок-н-ролл», и его друг музыкант Гарик Сукачев.
В последние годы на разных лейблах вышел десяток переизданий пластинок Димитриевичей. Лучшим, по общему мнению, стал хорошо оформленный, с многостраничным буклетом диск компании «Русский стиль». В магазинах его отыскать трудно, а на «Горбушке» еще есть.
Так что живы и песни Алеши, и его уникальный образ. И, дай бог, будет жить еще очень-очень долго.
Жил один скрипач…
«Незабываемая скрипка – она шептала, она пела, говорила, а какое пианиссимо… Под струны он клал водочную рюмку… Незабываемо…»
Из воспоминаний фотографа Е. Рубина о концерте Ж. Гулеско
В дореволюционной России пользовался большой популярностью скрипач Жан Гулеско (1877–1953), ставший после переезда из Бухареста в Петербург Иваном Тимофеевичем Гулеско. Судя по всему, происходил музы кант из семьи румынских цыган. Наряду с Варей Паниной и другими премьерами сцены он был одним из любимцев Николая Второго.
В дневнике самодержца за 1917 года есть примечательная запись: «5-го февраля. Воскресенье. Очень холодный ясный день… Были у обедни. Завтракал и обедал Сандро (деж.)…Погулял с Марией и Анастасией. В 9 час. пошли на ту сторону и послушали оркестр Гулеско. Румыны играли отлично. Разошлись в полночь».
В книге «Распутин и евреи» Арон Симанович пишет: «Николай II был сторонником строгого абсолютизма, но его сильно стеснял обязательный для него как монарха придворный этикет. Он охотно обходил его. Для него было большим удовольствием разговаривать с завсегдатаями петербургских увеселительных домов, которые не всегда вели себя с ним подобающе. Я не хочу здесь рассказывать подробности, но
