Владимир Переверзин - Заложник. История менеджера ЮКОСа
Замполит сообщает, что вопрос моего перевода в другой отряд может решить только начальник колонии лично. Я разочарованно возвращаюсь в карантин. Вижу взволнованного Мишу К., он сегодня дежурный. «Иваныч, – обращается он ко мне, – боюсь, не выдержу, убью этого молокососа!» Речь идет о дневальном – маршировщике Виталии. Последний откровенно провоцирует Мишу, придираясь ко всему: «Здесь плохо помыли, здесь не подмели. Зеркало плохо протерли, плохо кровать заправили». Ему очень нравится Мишу доводить. Представьте, каково ему, взрослому человеку, отцу двоих детей, с высшим образованием и к тому же воевавшему, слушать все это от молодого человека! «Все, не могу больше», – говорит мне Миша и срывается с места. «Сейчас тумбочку ему на голову надену», – на ходу добавляет он. Ни секунды не сомневаясь в серьезности его намерений, я бросаюсь на перехват и успеваю его остановить. Мише не составило бы труда осуществить задуманное. Мысль о том, что я спас жизнь (или по крайней мере здоровье) мерзавцу-скинхеду, меня расстраивает. Но я рад, что избавил Мишу от дополнительного срока и проблем.
На утренней проверке Кирилл нам торжественно сообщает: «Сегодня маршировки отменяются! К нам приезжает комиссия правозащитников! Если вдруг кто спросит о маршировках, то говорите: мол, не знаем, что это такое!» – строго наказывает он.
Группа гражданских в сопровождении людей в форме не спеша идет по аллее в сторону нашего барака. Кругом чистота и порядок. Растут березки, видны бордюрчики, выкрашенные мелом. Зеленеют газончики. Церковь радует глаз. Тишина и порядок. С первого взгляда можно подумать, что попал в пионерский лагерь. Но знайте, чем красивее зона кажется снаружи, тем хуже живется зэкам внутри. Грязь, бардак и разруха – спутники относительного душевного спокойствия осужденных. Комиссия заходит в расположение отряда. С ними человек с камерой – с телевидения из города Владимира. Для него уже готов сюжет: и сценарий написан, и актеры подобраны. Снимают туалет, умывальник и комнату для приема пищи. Специально отобранные зэки, раздетые по пояс, счастливо плескаются у белоснежных раковин. Умилительный сюжет покажут по первому каналу владимирского телевидения. Сотни тысяч людей узнают, как счастливо живут заключенные в местах лишения свободы.
По иронии судьбы на следующий день к нам прибывает еще одна комиссия. В колонии проводится семинар по обмену опытом тюремщиков. Со всей России съехались в Мелехово сотрудники колоний. Здесь проходит общероссийский слет заместителей начальников колоний по безопасности и оперативной работе (зампоборов).
На утренней проверке Кирилл сообщает: «Мужики! Сегодня нужно постараться! Хорошо пройдете – вечером отменим маршировку!»
В строй становятся все, барак остается пустым.
«Ша-агом ма-арш», – раздается команда Виталия.
Мы вняли просьбе завхоза и, изо всех сил топая ногами, двинулись в сторону штаба.
На аллее толпа людей в форме. От майора до полковника. Некоторые с фотоаппаратами, снимают местные пейзажи. Наш зампобор в чине подполковника что-то рассказывает гостям. Чеканя шаг, мы приближаемся к толпе.
«Здравствуйте, граждане осужденные!» – громко обращается к нам подполковник.
«Здравия желаем, гражданин начальник!» – орем мы. Колонна останавливается. По команде «Направо» мы поворачиваемся лицом к участникам слета. Нас снимают на камеру и фотографируют. Я слышу каверзный вопрос одного из гостей, обращенный ко всем:
«А бывшие блатные среди вас есть?» – спрашивает он.
«Конечно, есть!» – отвечает наш зампобор.
Из строя выходят сразу два человека. «Осужденный такой-то, бывший смотрящий за тюрьмой», – представляется первый.
«Бывший смотрящий за зоной», – представляется второй.
«Ну и как у вас складываются отношения с администрацией?» – не унимается гость.
«Отношения с администрацией у нас складываются хорошо, – отвечает один из них. – Мы всегда находим общий язык».
На сегодня спектакль окончен. Все довольны. Честь мундира спасена. Мы возвращаемся в отряд за заслуженной наградой. Вместо маршировки нам показывают какой-то очередной фильм ужасов. На мою просьбу посмотреть по телевизору новости на меня смотрят как на сумасшедшего…
А бывшие блатные прекрасно уживаются с дневальными. Они вместе кушают, смотрят телевизор и беззаботно играют в футбол…
Глава 18
Униженные и оскорбленные
В отряде живет гонимый всеми угловой Артем. Московский парень двадцати трех лет от роду. Жизнь его складывается очень непросто. Он гей. Сидит во второй раз за кражу. На свободе работал в ночном клубе и, обокрав своего клиента, попал в тюрьму. Артем ВИЧ-инфицированный. Сначала его распределяют в специальный, шестой отряд, где содержатся только инфицированные. Отношения с окружающими у него не очень-то складываются. На него возложена обязанность убирать туалет, а кроме того, он становится объектом сексуальных утех озабоченных зэков и регулярно подвергается насилию. После попытки повеситься Артемку переводят в карантин.
Нельзя сказать, что его жизнь здесь значительно улучшилась. Артем с утра до ночи моет туалет и выносит на помойку использованную туалетную бумагу. В перерывах между этими занятиями он стирает личные вещи дневальных – полотенца, майки, трусы, носки. В перерывах между этими перерывами его регулярно бьют дневальные. Ссадины и синяки не сходят с его лица. А по ночам местные царьки карантина заставляют Артема вспоминать вольную жизнь, используя его для плотских утех. Артем не выдерживает, вскрывает себе вены и… опять попадает в шестой отряд для ВИЧ-инфицированных.
Позже, находясь в другом отряде, я услышу следующую историю об Артеме. Один полублатной зэк, цыган по прозвищу Будулай, начал приставать к Артему. Цыган просил его сделать то, что Артему было несвойственно. Цыган настаивал, чтобы Артем в известном процессе играл активную роль. «Не могу! – отчаянно сопротивлялся Артем. – Если меня, то пожалуйста! А сам я ну никак не смогу». Цыган не отставал. Артем пожаловался на ловеласа местным блатным. «Да ты что, гадина, на мужика наговариваешь?!» – не поверили те Артему. Но, уступив его настойчивости, все-таки решили проверить цыгана.
«Назначай свидание! – сказали блатные. – Мы будем рядом, в засаде. Если что – прикроем».
Наступила ночь, и наша парочка, стараясь не привлекать ничьего внимания, пробирается на место свидания – в помещение воспитательной работы. Не знал Будулай, что ждет его там засада. В самый ответственный момент включается свет, и изумленным взорам зэков предстает обнаженный Будулай, находящийся в недвусмысленном положении. Он не растерялся и выпрыгнул в окно второго этажа, пробив стекла. Непостижимым образом за считаные секунды он сумел преодолеть высоченную ограду локального сектора, снабженную специальными барабанами – вертушками с колючей проволокой. Захочешь перелезть, возьмешься за реечку, подтянешься, а барабан крутится вниз. А ты остаешься на месте, как белка в колесе.
Голый цыган с криками «Спасите, помогите, убивают!» залетел в расположенную на аллее будку секторов – помещение, где находятся сотрудники колонии, следящие за передвижением зэков. Ни один осужденный не выйдет из локального сектора без ведома дежурного милиционера. Этой ночью цыган ворвался в их сон. Цыгана спасли, предоставив ему убежище в карантине.
Глава 19
Шопинг
С каждым днем становится все холоднее и холоднее, наступает осень. Нам выдают тоненькие телогреечки все с той же белой полосочкой. Телогрейка не спасает от холода, и я жду спасительную посылку из дома с теплыми вещами. Внезапно в моем пребывании в карантине обнаруживается большой плюс. Появляется возможность звонить по телефону-автомату. Пишешь на имя начальника колонии заявление: «Прошу разрешить телефонные переговоры с таким-то, проживающим по такому-то адресу. Телефон такой-то. Продолжительность разговора не более пятнадцати минут». Завхоз карантина подписывает заявление у начальника отряда, тот у начальника колонии, и в сопровождении дневального тебя ведут к телефону-автомату. Все бы было хорошо, но для звонков этих требовались телефонные карточки с пин-кодом. Карточки можно было купить в ларьке раз в месяц.
Ларек – важное место в жизни каждого зэка. Потратить можно не более двух тысяч рублей в месяц. В ларек ходят далеко не все осужденные, так как деньги есть не у всех. Завхоз выясняет, кому из карантина можно идти в ларек. Идут дневальные, так как они все получают зарплату. Не много, но по тюремным меркам достаточно. Мужикам на промзоне за эти деньги вкалывать приходится до седьмого пота. Я тоже вхожу в число счастливчиков. Пока я сидел в СИЗО, мне многие знакомые переводили деньги, и у меня накопилась изрядная сумма – семьдесят тысяч рублей. Для города Владимира, особенно для зэков, это бешеные деньги. Знает начальник отряда – знает завхоз, знает завхоз – знают дневальные. Известие, что у меня на счете лежит такая сумма, становится новостью дня и предметом бурных обсуждений. До меня доносятся приглушенные разговоры и комментарии: «А еще говорит, что не воровал!» Эту историю про себя я еще услышу не раз. Она разрастется, исказится и обрастет вымыслами. «Говорят, что у тебя на счете в колонии миллион лежит», – доверительно говорят мне зэки.
