Владимир Зюськин - Истребители танков

Ночь — это жизнь, но она коротка. Не успеешь забыться сном — наступает день, несущий кому-то смерть. Только воздух начнет сереть — возникает, вначале редкая, минометная перестрелка. Потом обрушивается артобстрел. А там жди атаку.

Взойдет солнце, и возрождается шум моторов. Поднимаются наши воздушные патрули, летят звенья штурмовиков, прозванные немцами «черной смертью». Не задерживаются и звенья вражеских бомбардировщиков. Завидя цель, они перестраиваются в цепочку и входят в пике с выпущенными шасси, словно гигантские хищные птицы с растопыренными когтями. Отделяются от самолетов черные зерна и стремительно со свистом несутся к земле. Миг — и кругом черно. Дым, пожар, крики, стоны.

На протяжении всего дня смерть вершит свой посев. Нет ни одного квадратного метра, не усыпанного осколками. Вокруг огневой земля изрыта, издолбана, словно прошелся по ней гигантский пестик…»

Вторая батарея 1846-го полка удерживала границу плацдарма в районе Домоткани. Об одном из боев вспоминает разведчик Виктор Стрельников:

«Сперва налетели «Юнкерсы-87». От их бомб сильно пострадали три расчета нашей батареи. Потом враги начали артобстрел. Он продолжался минут десять. Затем пошли на наши позиции танки, за которыми пряталась пехота. А у нас боеспособен всего один расчет, успевший подбить два танка. Прямое попадание вражеского снаряда заставило замолчать и это, последнее, орудие.

Наш взвод управления оказался отрезанным от Днепра немецкими танками, бронетранспортерами, самоходками. Я стрелял по пехоте из пулемета, автомата, а также из десятизарядной винтовки, которую всегда возил с собой. Только из нее достал семь фашистов.

Так же сражались и мои товарищи. Многие из них полегли в тот день. От батареи осталось в строю всего девять человек».

Из воспоминаний старшего писаря штаба 1846-го полка В. Г. Калашникова:

«После ожесточенных боев 1–2 октября целый день стояло затишье. Фашисты стягивали силы. Наш полк за это время сменил позиции. И все же предутренняя атака врага окончилась для полка трагически: мы потеряли несколько орудий, немало личного состава, в том числе — всю пятую батарею вместе с комбатом Поросятниковым.

На следующее утро командир В. М. Морозов собрал всех тыловиков полка и поставил перед ними задачу: любой ценой возвратить орудия, захваченные немцами. Группу возглавил помощник начальника штаба полка старший лейтенант Иванов.

Первая наша контратака захлебнулась. Иванов убит. Ранены свердловчанин Мельнов и я».

Вторая контратака была предпринята ночью при поддержке пехоты. На этот раз вызволили четыре пушки и сразу же ввели их в строй. Удалось также найти труп старшего лейтенанта Иванова. Похоронили его в саду дома, где стоял штаб полка.

В этот же день первая батарея занимала оборону в двух километрах от берега.

«Мы услышали гул моторов и увидели немецкие танки, идущие к нашим боевым позициям, — рассказывает бывший заряжающий А. Б. Панкевич. — Наш расчет вступил в бой. С первого выстрела подбили передний танк, но идущий за ним вывел из строя нашу пушку. Оставшиеся орудия стреляли не переставая и подбили еще двенадцать вражеских танков. Однако и наши потери были велики. От батареи осталось двенадцать человек и — ни одной боеспособной пушки».

Досталось и второй батарее полка. Шестого октября она потеряла три орудия. Из строя выбыло более половины бойцов:

«Немцы начали атаку около 12 часов дня. Танки внезапно вынырнули из балки на расстоянии семидесяти метров от наших огневых позиций, — вспоминает бывший командир второй батареи старший лейтенант В. П. Костин. — Мы не слышали шум их моторов из-за рева самолетов. Пришлось стрелять по танкам в упор. Вражескую пехоту положил фланговый огонь пулеметов первой и третьей батарей».

Каждый день уводил за собой в вечность кого-то из бойцов, защищавших плацдарм на правом берегу Днепра. Вставало солнце, и люди в военных робах зачарованно смотрели в рассветное небо. К вечеру кто-то из них будет лежать недвижимым, кто-то будет стонать от боли и терять сознание. Как знать, в кого сегодня упрется перст его величества Случая? Быть может, для меня это последний рассвет, думал каждый боец. Но долго предаваться печали некогда. Начиналась атака. Чтобы выстоять, нужно действовать быстро и четко, забыв об естественном для всего живого страхе перед смертью.

Каждый день просеивал людей, как сито, деля их на живых, раненых и мертвых. Но и среди этих напряженных дней были сверхтяжелые, когда коса смерти ходила особо широко.

Один из таких дней на плацдарме — 8 октября. Батарея Халтурина занимала огневые позиции на танкоопасном направлении. Орудия стояли на прямой наводке. Неподалеку от них, на кургане, был оборудован командный пункт. «В этот день сюда прибыл начальник штаба полка капитан Спиваков, — вспоминает Халтурин. — Тот самый Саша Спиваков, который был командиром батареи в восьмой бригаде с момента ее формирования.

Фашисты не испытывали дефицита в бомбах и снарядах, а 8 октября стали налетать по восемнадцать — двадцать бомбардировщиков. Только отбомбится одна группа — на горизонте появляется следующая. Зверствовали безнаказанно. Наша авиация в тот день была занята на другом участке фронта. Зенитчиков тогда еще было мало. Да и задача, поставленная перед ними, — обезопасить переправы через Днепр, — отнимала у них вес силы.

Бомбы рвались непрерывно, но Саша, не обращая на них внимания, рассказывал мне о своей семье, эвакуированной из Старой Руссы, где он служил до войны. Два года Спиваков разыскивал родных, мучаясь мыслью о том, что, возможно, их нет в живых. Наконец семья нашлась.

Когда Александр, попрощавшись, вышел из командного пункта, очередная группа вражеских бомбардировщиков вошла в пике. Спиваков вдруг упал и не поднялся. Его сразил осколок авиабомбы.

Во время этого же налета тяжело ранило командира четвертой батареи старшего лейтенанта В. Т. Корнеева (его командирский пункт находился рядом с нашим). Василий Терентьевич скончался на пути к переправе через Днепр».

В этот день тяжело контузило и Георгия Алексеевича Халтурина. Одна из крупных авиабомб взорвалась в метре от командного пункта его батареи и закопала всех, кто там находился: комбата, разведчиков, связистов, связных — всего семь человек. Их откапывали под пулеметным огнем противника.

В живых остались лишь те, кого откопали первыми. Это были комбат и его разведчик. Если бы рыть начали с противоположной стороны окопа, в живых, возможно, остались бы двое других бойцов.