Лия Лозинская - Во главе двух академий

Любой житель поселка вызовется быть проводником по дашковским местам: имя Дашковой здесь хорошо известно. Вам покажут церковь, где похоронена Екатерина Романовна, обелиск на четырех мраморных шарах, один из тех, которые принято было в те годы ставить в помещичьих усадьбах в честь Екатерины II, в художественном отношении малопримечательный, сохранившиеся белокаменные ворота… Должно быть, дом был расположен очень живописно: река здесь делает петлю, она вероятно, почти опоясывала усадьбу, стоявшую на крутом высоком берегу. Парк спускается вниз несколькими ярусами. Вам покажут и насыпной холм, сделанный по приказу Дашковой. Пока холм не зарос лесом, с него должно быть, хорошо просматривалась дорога. Дашкова будто любила подолгу сиживать здесь.

Может быть, втайне она еще ждала курьера из Петербурга, повеления вернуться в Академию… Никто за ней не ехал.

«Но такие натуры не складывают рук в 50 лет с чем-нибудь и в полном обладании сил, — справедливо утверждает Герцен. — Дашкова делается отличной хозяйкой, строит домы, чертит планы и разбивает парки. В ее саду не было ни одного дерева, ни одного куста, который бы она не посадила или которому бы она не отвела места. Она отстроила четыре дома и с гордостью говорит, что мужики ее одни из богатейших в околодке».[125]

В 1796 г. Екатерина II умерла. Новый император Павел I не замедлил доказать, что помнит отношение Дашковой к его отцу, Петру III. Дашкова получает указ об отставке от всех должностей и повеление жить в деревне, где и вспоминать события 1762 г. А через несколько дней Екатерина Романовна была разбужена в три часа ночи новым приказом Павла, присланным с нарочным: немедленно покинуть подмосковную деревню и ехать с семьей в Новгородскую губернию, где и ждать дальнейших распоряжений.

В зимнюю стужу, с трудом достав проводника, знающего, куда ей надлежит ехать, Дашкова отправилась в ссылку, окруженная царскими шпионами. Временный московский губернатор Архаров доносил Павлу, что послал вслед за Дашковой «испытанной верности и расторопности штата полицейского титулярного советника Иевлева для примечания и малейших ее движений».

Она селится в захолустье, в маленькой деревеньке сына, в крестьянской избе, затерянной в северной части Новгородской губернии; мимо окон гонят ссыльных из Петербурга в Сибирь…

«…Сколько раз я благодарила создателя, что была избавлена от обязанности являться при дворе в царствование Павла, — читаем мы в „Записках“. — Сколько мне пришлось бы перенести горя и тревоги, так как природа отказала мне в искусстве притворяться, столь необходимом при общении с государями и еще более с их приближенными, и на лице моем ясно отражались отвращение, презрение и негодование, волновавшие мою душу…»

Дашкова рассказывает о том, как проводила она, привыкшая к деятельной жизни, долгие зимние вечера в ссылке. Книг и бумаги было мало, и княгиня занимала себя тем, что рисовала на белом деревянном столе деревенские пейзажи, то, что она видела за низким избяным окном. Когда стол оказывался весь зарисованным, картины тщательно смывали и соскабливали, и можно было рисовать снова.

Дашкову пугает весенняя распутица, грозившая на несколько месяцев окончательно отрезать ее от мира. Она пишет дальнему своему родственнику Репнину с просьбой о заступничестве и не скоро, через третьи руки, получает ответ, полный страха и опасений. Репнин советует Дашковой в качестве «кавалерственной дамы» написать на имя императрицы и вложить в это письмо просьбу к Павлу I дозволить ей вернуться в Троицкое «и там заключиться в уединении».

«Вот все, что я могу Вам посоветовать. Помните, что я это делаю в величайшей тайне и прошу, чтобы это осталось исключительно между нами и чтобы никто решительно этого не знал. Не подвергайте меня опасности. Сожгите это письмо немедленно по прочтении и не пишите мне больше…»[126]

Екатерина Романовна не выполнила просьбу Репнина сжечь письмо, но совету его она последовала. Ей рассказывали позднее, что ее письмо привело Павла в ярость, он тут же приказал отправить курьера с приказанием отобрать у нее перья, бумагу, карандаши и запретить переписываться с кем бы то ни было. Тогда якобы супруга государя обратилась за помощью к его изобретательной фаворитке Нелидовой, и та нашла верный ход. Перед глазами Дашковой рисовалась бурлескная сцена: жена и фаворитка поддерживают царственного младенчика, в руки которого вложено прошение ссыльного президента Российской академии. «Мария Федоровна и Нелидова осыпали размягченного деспота тысячами ласк», и Дашковой разрешено было вернуться в Троицкое и безвыездно жить там.

«Летом я спокойно начала свои сельские труды… время мое было занято сполна… В ненастные дни я не выходила из комнат, рисуя в это время чертежи планов для новых построек и садов, или занималась в своей библиотеке…».

В 1801 г. со смертью Павла I опала Дашковой кончилась. Должно быть, члены Российской академии обратились к Дашковой с просьбой снова встать во главе учреждения, ею созданного. Сохранился ее ответ непременному секретарю И. И. Лепехину:

«Государь мой Иван Иванович!

Прошу за меня объяснить Российской академии, сколь сделанное мне предложение от членов оной, изъявившее желание их, чтоб я восприняла на себя прежнее звание председателя, для меня лестно. Поставляя себе за честь такое ко мне расположение почтенных моих сочленов, искренно желала бы я посвятить пользам Российской академии, будучи к тому обязана долгом, яко ее член, если б силы моего здоровья дозволяли мне безотлучное здесь пребывание. Я надеялась бы больше на мою ревность, нежели на слабые мои способности, надеялась бы на усердие мое к пользам Академии, коей существованию, скажу, не обинуясь, я содействовала: но неудобовозможность по болезненному моему теперешнему состоянию удовлетворить во всем пространстве обязанностям звания, мною носимого прежде, не препятствует мне, однако же, признать согласно с Вами сию истину, что почтенному собранию Академии Российской председатель нужен по многим отношениям»…

Далее Дашкова выражает надежду, что выбор обратится на такую особу, «коя… будет пользу Академии и ее славу поддерживать». «Вы же сами, — продолжает она, — примите уверение в том почтении и дружбе, кои я всегда к Вам имела и с коими навсегда пребуду.

Ваша, государь мой, покорная услужница княгиня Дашкава».[127]

Письмо писалось, должно быть, под диктовку. Рукою Дашковой начертаны только последние четыре слова.

Дашкова присутствовала на коронации Александра I, но при дворе не осталась. Со свойственным ей здравомыслием она понимала: ее время кончилось.