Карлис Озолс - Мемуары посланника

Когда-то я выиграл его в лотерею Александрийского театра и назвал его «Мое счастье». А выиграл так. В антракте публика забавлялась стрельбой в круглый вращающийся диск, разделенный на сто частей. Каждая имела свой номер. Номера чередовались, красный, белый, красный, белый, от одного до ста. Кто попадал в красный сектор диска, получал соответствующий выигрыш, кто попадал в белый, не получал ничего. Тогда я приехал в Петроград молодым инженером после Политехникума. Хотел получить место или службу, был в хорошем настроении, шутя, начал стрелять. Делаю первый выстрел и попадаю в красный номер. Второй – снова в красный. После третьего, столь же счастливого, около меня стала собираться публика. Наконец, стреляю четвертый раз и попадаю в заманчивый номер 1. Он давал право выбрать по вкусу любую вещь. Несколько секунд недоумения: что же выбрать? Но стоявшая рядом со мной дама вдруг закричала: «Ну конечно, слона, конечно, слона!» Я послушался. Иногда приходится верить приметам. Очень скоро я был принят на службу инженером в Министерство путей сообщения. Слона стали считать моим талисманом, и когда мне в чем-нибудь не везло, что бывает со всяким, я вопросительно смотрел на моего слона, как бы спрашивая: «В чем дело?» И мне казалось иногда, что он сконфужен.

Действительно, оказалось, почти все растащили, но слон остался.

Заговор В.Я. Линдеквиста

В Петербурге меня интересовала еще и кузина моей жены, она была замужем за гвардейским артиллерийским полковником В.Я. Линдеквистом. Впоследствии он трагически погиб, выпрыгнув из окна дома предварительного заключения, не хотел отдаваться в руки чекистов, быть расстрелянным и предпочел принять смерть по собственному решению. Известно, что В.Я. Линдеквист, когда Юденич приближался к Петрограду, организовал довольно серьезный и опасный для власти заговор. Дело восстания было предано, и всего с Линдеквистом погибло около сорока гвардейских офицеров. Большевики уже тогда имели повсюду надежных людей, ЧК работала успешно, не покладая рук. В советском штабе петроградской обороны Линдеквист занимал видное и ответственное место и находился на связи со штабом Юденича. Его жену Марию Линдеквист я разыскал в московской тюрьме, там же находилась ее подруга Нина Авенариус, тоже жена расстрелянного полковника. Обеим были предъявлены обвинения в соучастии в заговоре. Сначала обе молодые интересные женщины сидели в петроградской тюрьме, потом были переведены в московскую. Я хлопотал за них, делал все, что мог, для облегчения их участи, после их освобождения латвийский уполномоченный по эвакуации беженцев устроил по моей просьбе им обеим выезд в Латвию, как гражданкам нашего государства. Но приехала только Авенариус. Отдохнув от пережитых потрясений, она перебралась в Эстонию к родным, бежавшим из России. Линдеквист снова вышла замуж за инженера путей сообщения Т. У него тоже было свое большое горе, при трагических обстоятельствах он потерял жену, подобно тому, как Линдеквист мужа.

Конечно, все детали заговора Линдеквиста знает только ЧК, потому что заговорщики были расстреляны. Только впоследствии, и то по рассказам, получилось нарисовать некую картину. Юденич приближался к Петрограду с эстонской границы. У оставшихся гвардейских офицеров родилась мысль идти навстречу Юденичу, устроить в Петрограде восстание и таким образом облегчить наступление Белой армии. В его серьезность они верили. С этой целью гвардейские офицеры открыли кофейню, которую обслуживали их жены, одновременно зарабатывая на жизнь. Это кафе и стало местом встреч, где создавался план восстания. Нечего пояснять, что и сюда затесались предатели и тут было всевидящее око ЧК. Все конспиративные кружки проваливались один за другим. Все же можно сделать и другой значительный вывод. Не будь Юденича, не было бы заговора Линдек-виста и расстрелов, не пролилось бы напрасно так много крови. Это особенно поучительно для нашего времени. Конечно, Юденич, Деникин, Колчак не могли ни думать, ни поступать иначе, чем им подсказывало патриотическое чувство. Положение России было критическим. Советская власть, по совершенно понятному убеждению генералов, влекла страну к гибели. Надо было вооружаться, ополчаться против «узурпаторов власти», как называли тогда большевиков. И все-таки, когда речь заходит о жизнях и судьбах людей, надо прежде всего убедиться в надежности и основательности планов борьбы, расстаться с верой в то, что цель оправдывает средства и жертвы. Не человек для субботы, а суббота для человека.

Латвийский праздник 18 ноября и рождественская елка в Москве

Наше посольство расположилось в особняке Готье в Машковом переулке, а реэвакуационная комиссия на Староконюшенной. Все особняки уже были отобраны и находились в распоряжении советской власти. Впоследствии и датское посольство переехало в особняк реэвакуационной комиссии. Особняки богатых владельцев строились на широкую ногу, в них находились громадные подвалы, обширные кладовые, где хранилось всякое добро. В это время все они были уже опустошены, загрязнены, неузнаваемы, привести их в порядок было нелегко.

По случаю двухлетней годовщины латвийской независимости наше посольство устроило 18 ноября большой праздник, на который были приглашены некоторые большевистские сановники, Чичерин, Карахан, служащие Наркоминдела и других учреждений, с которыми мы, так или иначе, имели деловые отношения. Посольств в Москве почти не было тогда, и наше латвийское стало одним из первых, прибывших в Россию. На наше приглашение откликнулись охотно, на нашем вечере все с удовольствием насыщались различными закусками, ужином, напитками. Тогда в России всего этого не было, все недоедали. Наш вечер стал для приглашенных приятным и редким пиром. На этот первый латвийский праздник явился также представитель Литвы поэт Ю. Балтрушайтис, который по сей день занимает в Москве пост литовского посланника, находясь там уже восемнадцать лет, и это действительно исключительный случай. Присутствовал также и представитель молодой независимой Грузии, к сожалению, не помню его имени. Было много и других гостей, занимавших тогда видное положение. Произносились речи. Чичерин говорил о свободе народов, о Советской России, которая сама, без принуждения, первая признала независимость Латвии и других республик. Однако он умолчал, ничего не сказав о том, что Россия при первом удобном случае, как только все будет подготовлено, уничтожит независимость Грузии, и это случилось очень и очень скоро. Не знал и грузинский представитель, что дни его сочтены, ибо и он говорил уверенно, ораторски декларировал независимость своей страны и радовался этому, оказавшемуся таким недолгим, счастью. Как всегда на таких собраниях, гости поважнее ушли раньше, многие, помельче, остались чуть не до самого утра. Хорошее угощение всегда кстати, всегда полезно, но в ту пору недоедания и голода наш вечер представлялся чем-то исключительным. Поэтому наши подарки в виде продуктов, хороших вин сыграли не последнюю роль в деле сближения с низшими служащими советских учреждений. Давно известно, не подмажешь, не поедешь. Так гласит русская пословица. Что же, пришлось «мазать», чтобы как-нибудь, притом скорее, реализовать постановление смешанной русско-латвийской комиссии о реэвакуации наших богатств, нашего достояния.