Иван Лаптев - Власть без славы

Получается, что, худо-бедно наметив путь демократических преобразований, советский истеблишмент сам скатился к кавалерийскому лозунгу «Даешь демократию!» и в процессе атаки утратил направление движения. Написаны уже сотни книг, разъясняющих, что это произошло по вине демократов, объединяемых межрегиональной депутатской группой. Но разве тогда они стояли у власти? Разве они определяли и осуществляли политику? Разве они отвечали за страну?

Ответы на эти «разве» я попытался дать в главе «Сколько партий было в партии?».

Вообще-то направление движения партийно-советское руководство теряло довольно часто — то деревни укрупним, то целину поднимем, то пятилетку качества устроим или организуем экономную экономику, воспитаем нового человека… В ряду этих шараханий особое место занимает, бесспорно, намерение сделать всех советских людей закоренелыми трезвенниками.

Глава 5. Изгнание «зеленого змия»

Всенародной любви к «вождям» в Советском Союзе не было никогда. Демонстрация ее — да, была: на лицемерие верхушки народ умело отвечал своим лицемерием. Хотя были и фанатики «начальстволюбия», но их хватает во всех странах и во все времена.

Не пользовался всенародным обожанием и Михаил Сергеевич Горбачев. И не мог пользоваться, достаточно вспомнить про семнадцатимиллионный отряд советской бюрократии, по определению сопротивляющейся любым переменам и соответственно воспринимающей реформаторов. Режим Л. И. Брежнева, пресловутый застой, потому и был столь прочен, что никогда ничем не грозил чиновничеству, не считая, может быть, 1965–1967 годов — времени неудавшихся реформ А. Н. Косыгина. Горбачев же, сразу заявивший ни много, ни мало о перестройке, с первых дней своего генсекства вызывал смутную тревогу, прежде всего, у аппарата. Эта тревога трансформировалась не в добродушные анекдоты брежневских времен, а сначала в скрытую неприязнь, а потом и в открытую злобу.

Она питала всякого рода кликушество — «пришел антихрист», порождала прозвища — «ускоритель», «говорун», «перестройщик». Наиболее широкое распространение получила кличка «меченый», с которой в слухах и сплетнях связывалось наступление черных дней и вселенских катаклизмов.

Судьба действительно как бы предостерегала и Горбачева, и страну. Уходит на дно Черного моря судно «Адмирал Нахимов». Пытаясь пройти несудоходным пролетом одного из мостов на Волге, сносит верхние палубы пассажирский теплоход «Александр Суворов». Горят в газовом факеле два встречных пассажирских поезда около Уфы. Под Арзамасом взлетают на воздух вагоны с взрывчаткой, уничтожая все вокруг. Чернобыльская катастрофа на десятилетия, а то и на века, образует огромную зону смерти. Садится на Красную площадь самолет М. Руста. Гибнет подводная лодка «Комсомолец». Страшное землетрясение в Армении сравнивает с землей город Спитак и окружающие поселки. Целая серия аварий на шахтах. Что происходило с нашей страной и с нашей Землей в середине 80-х годов XX столетия? Укладывается ли это в какие-то закономерности, или действительно кончилось терпение Господа Бога и он отвернулся от гигантского советского пространства, как оно отвернулось от него когда-то…

Похоже, что и в людях происходили глубинные перемены. Думаю, не отдельные прозорливцы, а все мы начинали осознавать, что ненадежное, слабое, но живое, чувствующее боль и сострадание сердце в груди все же лучше «пламенного мотора».[11] Что пусть не самая оригинальная, но собственная, незаемная мысль стократ ценнее всей суммы затверженных цитат. Что носители высоких истин могут быть вовсе не связаны с высшими должностями. Что «идеальное государство» Платона, в котором «философы будут царствовать, а цари — философствовать» для нашего времени — невыносимый обман, лицензия «царям» на право искоренения любого не одобренного ими, неугодного им миросозерцания. Но все-таки и «моторы» продолжали еще рычать в нашей груди, а привитое нам чевенгурское мировоззрение все еще гнало нас рыть и рыть единый для всех котлован.

Справедливости ради, необходимо оговориться, что во всех случаях стихийных и рукотворных бед, упомянутых выше, М. С. Горбачев вел себя мужественно и умело. Я могу утверждать это уверенно, поскольку наблюдал непосредственно, участвуя в каждом совещании, которые проводились либо на Старой площади, либо в Кремле в связи с такими происшествиями специально для того, чтобы проинформировать главных редакторов основных газет, теле- и радиопрограмм о принятых мерах, о сроках их реализации, об ответственных за исполнение.

Но было в те дни одно яркое деяние чевенгурцев, рукотворное бедствие, в котором Михаил Сергеевич не разобрался, свершению которого сам способствовал. Это — знаменитая кампания борьбы за трезвый образ жизни, комедия и трагедия одновременно. Сегодня ее нельзя расценить иначе, как один из тяжелейших ударов по слабеющей, перенапряженной, сверх всякой меры милитаризированной экономике страны. Этот удар принес не только тысячи смертей людям, не имеющим сил противиться извечной нашей привычке «дерябнуть». Он окончательно разгромил прилавки советской торговли, показав, что за рядами водочных бутылок на этих прилавках ничего нет. Он, по сути дела, разрушил и без того еле-еле поддерживаемое денежное обращение, чуть ли не ополовинил бюджет страны, вынудив ее активизировать политику внешних займов, распродажу золотовалютных резервов. Ошибки в политике не только хуже преступления. Они часто оборачиваются некой бомбой замедленного действия, которая может сработать и через год, и через век.

Самым главным результатом этой разудалой кампании стало, я считаю, возникновение мощной и теперь уже, наверное, на десятилетия неискоренимой системы теневого производства спиртосодержащих напитков. Проще говоря, вечно живое на Руси самогоноварение получило космическое ускорение. Синие пахучие дымки взвились над тысячами поселков и деревень, ушлые горожане продумали новые уникальные технологии и аппараты, перед которыми Остап Бендер позеленел бы от зависти со своей «табуретовкой», — и отдающие сивухой реки потекли по бескрайним нашим просторам. А те несчастные обалдуи, которые не могли отовариться поллитровкой у «бабушки Маши (Нюры, Дарьи, Ульяны)», научились нюхать всякую гадость, глушить себя таблетками, формируясь в передовой отряд наркомании и СПИДа.

Для государства это означало, прежде всего, то, что десятки миллиардов тогда еще весомых рублей превращаются, как теперь говорят, в «черный нал», нигде не учитываемый, никакими налогами не регулируемый, затаившийся, чтобы через несколько лет обернуться финансовой силой теневой экономики, подкормкой коррупции, мощным рычагом дестабилизации торговли и всего народного хозяйства.