Юрий Сушко - Дети Есенина. А разве они были?

Не до того! Старший толкнул напарника в бок: по коням! Тем более, эта, вторая баба зашевелилась. Убийцы ринулись в стороны: первый – назад, к балкону, второй – в переднюю – и на лестничную площадку. Вперед!

Лидия Анисимовна, грузная, рыхлая женщина на шестом десятке, с трудом поднялась, с ужасом глянула на хозяйку, лежащую в луже крови, и с воем выскочила на лестничную площадку, стала звать на помощь. Массивная дверь в квартиру за ней с лязгом захлопнулась. Вбежавший в подъезд дворник Сарыков увидел окровавленную Анисимовну, которая неловким кулем валялась у запертой двери и тыкала рукой в сторону квартиры: «Там… там…»

Сарыков толкнул дверь – бесполезно. И тут еще эта, чуть живая тетка. Он побежал к себе, в подсобку, выволок лестницу и подтащил к балкону Мейерхольдов: в самый раз. Взобравшись через ограждение, заглянул в комнату и обомлел: на полу, вся в крови, лежала хозяйка, Зинаида Николаевна. Услышав слабый стон, обрадовался: вроде жива!

Вызвав «Скорую» и милицию, Сарыков вернулся к несчастной Анисимовне и присел рядом, на ступеньки.

Проснувшись от невнятного шума и громких криков, соседка по дому Софья Гиацинтова на ощупь дотянулась до настольной дампы, включила – и на мгновение зажмурилась. Боже мой, опять началось! Сколько же можно терпеть эти блажные вопли Зинаиды Николаевны? Так и самой сойти с ума недолго. Ну не идти же, в самом деле, к соседям, тарабанить среди ночи в двери и просить угомонить несчастную женщину?.. Оглянулась на безмятежно спящего мужа: как Ивану удается так отключаться и ничего на свете не слышать? Впрочем, жильцы дома давно привыкли к диким воплям Райх и не обращали на них особого внимания.

Актриса встала, подошла к окну и единственное, что себе позволила, – с шумом (даже стекла задребезжали) захлопнула створки. Крики стали как будто не так слышны. Или это была желаемая иллюзия? Все, надо постараться уснуть, уже третий час. А завтра опять ролевая читка «Норы», которую Иван Берсенев решил провести дома и уже пригласил актеров, занятых в постановке, к двенадцати часам. Ибсен поселил свою Нору в «Кукольном доме», а я живу тут, в Брюсовском, как в самом натуральном дурдоме…

Только под утро Гиацинтовой все же удалось кое-как уснуть, но даже сквозь зыбкий сон она все же слышала: вроде бы к дому подъехала машина, потом, громыхая, кажется, еще одна, доносились какие-то гулкие разговоры во дворе, суета, беготня. Однако Софья Владимировна упрямо не желала подниматься, лежала, не раскрывая глаз, лишь время от времени подносила руки к вискам и, пытаясь успокоиться, массировала их. Господи, когда же это, в конце концов, кончится?.. Нет, наверное, уже никогда.

Ждать медиков и милицию пришлось недолго – все же центр города. Дворник помог участковому вскрыть дверь. Врачи тут же кинулись, не обращая внимания на протесты милиционеров, к лежавшей на полу женщине. Есть пульс! Зрачки реагируют.

– Носилки!

…«Скорая» вынырнула из лабиринта старых московских дворов и, угодив в очередную колдобину, резко затормозила. «Эй! – заорал фельдшер шоферу. – Осторожнее! Не дрова…» Домработница Анисимовна, которую везли в той же машине, услышала, как Зинаида Николаевна с трудом прошептала:

– Не трогайте меня, доктор, я умираю…

Между тем оставшиеся в доме в Брюсовском сотрудники милиции продолжали осматривать место происшествия, проводить обыск и опрашивать соседей. Вскоре удалось выяснить, что Константин, сын хозяйки, студент МИСИ, еще два дня назад уехал в Рязанскую область, в деревню Константиново, навестить родню. А дочь Татьяна в настоящий момент вроде бы находится на загородной даче в Балашихе.

– Алло, Рязань? Рязань! Семенов, это ты? Гневышев беспокоит.

– Слушаю вас, товарищ генерал.

– Ты мне вот что скажи, Семенов, деревня Константиново от тебя далеко?

– Да нет, товарищ генерал. От нас всего километров сорок – сорок пять будет.

– Тогда вот что, Семенов. Надо помочь товарищам из МУРа. Пошли туда пару ребят, только по «гражданке», чтоб народ понапрасну не пугать – деревня все-таки… Пусть найдут там одного студента, он у своей бабки гостит. Зовут его Константин Сергеевич Есенин. Да-да, тот самый, сын. Аккуратно, интеллигентненько доставь его в Рязань, там вместе с сопровождающими отправишь поездом в Москву. Сразу сообщи номер поезда, вагон, место и прочее. На вокзале их встретят. Все понял? По какому делу?.. Говори – по срочному. Все прочие вопросы на месте. Давай. Жду звонка.

Черная машина, прибывшая через час с небольшим в Константиново, наделала в деревне много шума. Все видели, как из дома Татьяны Федоровны Есениной вышел Костя в сопровождении двух крепких парней, сел в машину и куда-то уехал.

Только в Москве, в МУРе, ничего не понимающему Константину поднесли к глазам фотографию убитой матери. Никто не ожидал, что он потеряет сознание.

«Муровцы привезли меня в квартиру прямо с дачи в Горенках, – позже рассказывала, уже все проанализировав, Татьяна. – Я осмотрела шкафы, полки, ящики – все есть. И это, и многое другое говорило о том, чего сознание не хотело принимать, – приходили только для того, чтобы убить. Предположение, что замешаны те, кто ранее опечатывал кабинет и наблюдал за квартирой, не могло не возникнуть сразу… Кому как не им было знать, что в квартиру легко проникнуть без взлома (в кабинете дверь на балкон оставалась незапертой, к балкону примыкала керосиновая лавка, опечатанная дверь, ведущая из кабинета в «желтую» комнату, тоже была незапертой). Знали они и о том, что Костя уехал. Перед отъездом он спал в одной комнате с матерью – и моя, и его комнаты тоже были опечатаны, домработница спала в другом конце квартиры…»

Константин был уверен, что «следствие по этому «делу» велось очень бестолково и бессистемно, сомневаюсь и в том, что оно было добросовестным. Ведь известно, что внутренними делами тогда уже ведал Берия, и этим многое сказано…».

В МУР вызывали всех близких, друзей семьи, мало-мальски знакомых. Было задержано пятнадцать человек, которых после выматывающих душу допросов все же отпустили. Усердно отрабатывалась версия убийства с целью ограбления. А что? Квартира богатая, грабителям было чем поживиться. Кто-то что-то говорил об исчезнувших из дома золотых часах и золотом же портсигаре Мейерхольда.

– Ерунда! – убеждал следователей Костя. – Это миф. Ограбления не было, было одно убийство. Мейерхольд никогда не имел ни золотого портсигара, ни часов. Да если бы они у него и были, то их бы конфисковали еще при обыске, который произошел сразу после ареста Всеволода Эмильевича в Ленинграде. Ведь при арестах и обысках все золотые вещи конфискуются…