Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
⁂
Шел последний год девятнадцатого века. Все были уверены, что двадцатый век принесет много нового, необыкновенного и неизведанного. Вот и Немировичу-Данченко вдруг неожиданно пришло в голову устроить большие гастроли всего театра в Петербурге, чего еще вообще никто никогда не делал.
– А что? – говорил он. – Ездят же на гастроли известные актеры играть роли в театры других городов. А почему бы нам не поехать всем театром? На месяц! Снимем помещение в Петербурге, покажем наш лучший репертуар. Я знаю, что интерес к Художественному театру там очень высок!
– Мысль ваша, Владимир Иванович, мне нравится, – согласился Станиславский. – Но надо просчитать, во что обойдется такая поездка. Наем театра, билеты туда и обратно для всей труппы и обслуживающего персонала, проживание в гостинице…
Вскоре стало ясно, что сделать такие гастроли в Петербург в этом сезоне не получится. Уж слишком мало времени оставалось на подготовку. Но активный и деятельный Немирович-Данченко не унимался.
– А почему бы нам не опробовать в таком случае малый гастрольный выезд? – заявил он. – Ведь Чехов не видел своих премьер. Прошлой весной мы показали ему лишь куцый вариант «Чайки» без декораций и зрителей, а этой весной в том же виде сможем ему предложить и просмотр «Дяди Вани»? Это несправедливо по отношению к автору!
– И что вы предлагаете? – не сразу понял его Станиславский.
– Мы поедем в Севастополь! – радостно сообщил свою идею Немирович-Данченко. – Дадим там в театре «Чайку», «Дядю Ваню» и, возможно, еще захватим парочку названий, для большего сбора в кассе. После Севастополя переедем в Ялту. В ялтинском театре, правда, очень маленькая сцена и мест в зале немного, но ничего…
– А как мы переправим в Севастополь декорации из Москвы? Мы же должны ехать со всеми декорациями, костюмами и реквизитом, не так ли? Это очень важно! – озаботился Станиславский.
– Не беспокойтесь! Я решу этот вопрос. И еще. Вы ведь знаете, как Чехов относится к Роксановой в роли Нины. Не хотелось бы и в Крыму портить ему настроение.
– Так давайте введем на эту роль Андрееву, – обрадовался Станиславский. – Помните, я ей обещал? Вот и случай подвернулся. Кроме того, я уверен, что тогда и Савва Тимофеевич щедро поддержит нас в проведении этих гастролей!
Миллионер Савва Тимофеевич Морозов, меценат и один из учредителей театра, был страстно влюблен в красавицу Марию Федоровну Андрееву…
⁂
В середине февраля у Чехова в саду в первый раз расцвели камелии, и как будто в довершение этого радостного события он получил письмо от Немировича-Данченко о предстоящих гастролях театра в Крыму. Писатель был счастлив. Он увидит свои пьесы в исполнении Художественного театра, и при этом ему не надо будет выезжать из Ялты, нарушая запреты врачей. Но радость его была подкреплена еще и тем, что совсем скоро он увидит Ольгу Книппер. В одном из своих писем он приглашал ее провести лето в Ялте и даже просил Машу повлиять на актрису, но Ольга отвечала уклончиво, хотя и не отказывалась. Теперь же было понятно, что она точно скоро приедет.
«…Я получу в своей гимназии небольшой отпуск и скоро появлюсь у тебя вместе с Книпшиц. Она будет жить у нас. Ты не возражаешь?..» – написала брату Маша.
Еще бы он возражал! Да он был счастлив. И в то время как Художественный театр выезжал на гастроли из Москвы только пятого апреля, Маша с Ольгой уже второго числа вышли на вокзале Севастополя. Но неожиданной новостью для подруг стало то, что, несмотря на хорошую солнечную погоду, море штормило и пароходы до Ялты не ходили.
– Поедем по суше, – сказала Маша. – Дорога здесь не очень хорошая. Нас порядком потрясет, но зато к вечеру мы уже будем дома.
– Как скажешь, – согласилась Ольга.
– Мы можем, конечно, остановиться в гостинице и ждать, пока море успокоится. Но…
– Нет-нет. Не хочу ждать.
На их счастье, с привокзальной площади как раз собиралась тронуться в путь почтовая карета.
– Поедем на ней, – решила Маша. – Это нам обойдется дешевле, чем брать двуколку.
Дорога оказалась действительно долгой и изматывающей. Несколько часов они тряслись по извилистым горным тропам, проехали мимо такого дорогого ей по воспоминаниям Бахчисарая, но чем ближе они подъезжали к Ялте, тем больше Ольгу охватывало волнение. Как-то они встретятся с Чеховым? В его письмах порой сквозило столько нежности, что ей казалось, он тоже скучает, ждет. Но было ли это так на самом деле?
Около почты, расположенной в Ялте недалеко от порта, взяли уже коляску до Аутки. Когда подъезжали к дому, Ольга сразу увидела стройную фигуру в длинном осеннем пальто и кепи, одиноко стоящую около калитки на фоне заката. Он встречал их! Ждал. Как долго стоял он так, вглядываясь вдаль?
– А вот и мы, дорогой братец, с Книпшиц пожаловали, – закричала Маша и, ловко спрыгнув на землю, чмокнула брата в щечку. – Арсений, иди багаж принимай!
– Я сразу понял, что вы сушей поедете, – сказал Чехов. – Море уже два дня штормит.
Он подал Ольге руку, и она, ощутив сильное волнение при прикосновении к его узкой и твердой ладони, медленно сошла с коляски.
– Ну здравствуйте, писатель, – произнесла она.
– Здравствуйте, актриса земли русской, – улыбался он в ответ.
А от дома уже семенила Евгения Яковлевна.
– Как мы рады вашему приезду, Ольга Леонардовна, – начала она громко приветствовать гостью, еще не дойдя до калитки. – Тут весь город ждет ваших спектаклей. Народу понаехало! Наша родня из Таганрога, художник Васнецов, писатель Горький с друзьями, Бунин, группа врачей из Москвы… У нас теперь каждый вечер такое столпотворение! Марьюшка с Полей еле успевают чай подавать. Самовара три выпивают… – На этих словах Евгения Яковлевна уже добежала до Ольги и стала обнимать ее, как родную. – А комнату мы вам приготовили на первом этаже рядом со столовой. Хорошая комната. Светлая. Познакомитесь с моим племянником Георгием из Таганрога. Он тоже у нас остановился. Гостиницы-то все переполнены. Говорят, что в апреле месяце еще такого никогда не было. Вот что ваш театр наделал. Ну, пойдемте же, пойдемте в дом. Маша, куда же ты побежала? Подругу-то свою веди в дом. А ты, Арсений, поаккуратней с коробкой-то. Чего ты ее под мышкой зажал? Там, наверно, шляпка лежит. Помнешь ведь. А вещь-то, небось,
