Елена Федорова - Императорский Рим в лицах

Разнузданная порочность Мессалины привела ее к трагическому концу, о чем рассказывает Тацит:

«Она воспылала к Гаю Силию, красивейшему из молодых людей Рима, такой необузданной страстью, что расторгла его брачный союз со знатной женщиной Юнией Силаной, чтобы безраздельно завладеть своим любовником. Силий хорошо понимал, насколько преступна и чревата опасностями подобная связь, но отвергнуть Мессалину было бы верною гибелью, а продолжение связи оставляло некоторые надежды, что она останется тайной. Привлекаемый вместе с тем открывшимися перед ним большими возможностями, он находил утешение в том, что не думал о будущем и черпал наслаждение в настоящем. А Мессалина не украдкою, а в сопровождении многих открыто посещала его дом, повсюду следовала за ним по пятам, щедро наделяла его деньгами и почестями, и у ее любовника, словно верховная власть уже перешла в его руки, можно было увидеть рабов императора, его вольноотпущенников и утварь из его дома.

Октавия (?), дочь Мессалины. Мрамор. Неаполь. Национальный музей

Тем временем Клавдий, оставаясь в полном неведении относительно своих семейных дел, отправлял цензорские обязанности и осудил в строгих указах распущенность театральной толпы и некоторых знатных женщин.

Мессалине в конце концов наскучила легкость, с какою она совершала прелюбодеяния, и она искала новых, неизведанных наслаждений, когда Силий, толкаемый роковым безрассудством или решив, что единственным спасением от нависших опасностей являются сами опасности, стал побуждать Мессалину покончить с притворством: их положение не таково, чтобы ждать, пока Клавдий умрет от старости; тем, кто ни в чем не виновен, благоразумие не во вред, но явные бесчинства могут найти опору лишь в дерзости. У них есть сообщники, которые страшатся того же. Он теперь не женат, бездетен, готов вступить с ней в супружество и усыновить Британика. Если они опередят Клавдия, доверчивого и беспечного, но неистового в гневе, у Мессалины сохранится прежнее могущество, но добавится безопасность. К этим речам Мессалина сначала отнеслась без особого энтузиазма, но не из любви к мужу, а из опасения, как бы Силий, за'владев властью, не охладел к любовнице и не оценил настоящей ценой злодеяние, которое одобрял при угрожающих обстоятельствах. Но мысль о браке все-таки привлекла ее своей непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение те люди, которые растратили все остальное. Итак, едва дождавшись отъезда Клавдия, отбывшего в Остию для жертвоприношения, Мессалина торжественно справляет свадебный обряд.

Я знаю, покажется сказкой, что в городе, где все известно и ничто не может быть скрыто, нашелся среди смертных человек столь дерзкий и легкомысленный, притом – предназначенный в консулы на следующий срок, который в заранее условленный день встретился с женой императора, созвав свидетелей для подписания их брачного контракта, что она слушала слова совершавших обряд бракосочетания, надевала на себя свадебное покрывало, приносила жертвы пред алтарями богов, что они возлежали среди пирующих, что тут были поцелуи, объятия, наконец, что ночь была проведена ими в супружеской вольности. Но ничто мною не выдумано, чтобы поразить воображение, и я передаю только то, о чем слышали старики и что они записали.Императорский двор охватила тревога, и уже не в разговорах наедине, а открыто стали выражать свое возмущение главным образом те люди, которые располагали влиянием и боялись государственного переворота: пока ложе императора осквернял знаменитый актер Мнестер, это, конечно, было постыдно, но не заключало в себе угрозы роковых потрясений; но теперь его место занял знатный молодой человек, которому прекрасная внешность, сила духа и предстоящее консульство внушают надежды на осуществление дерзновеннейших замыслов: ведь ни для кого не тайна, что должно последовать за подобным бракосочетанием. Несомненно, в них закрадывался страх, когда они вспоминали о безволии Клавдия, его подчиненности жене и о многих казнях, совершенных по настоянию Мессалины; с другой стороны, та же податливость императора позволяла рассчитывать, что, выставив столь тяжкое обвинение, они возьмут верх и с Мессалиною можно будет покончить, добившись ее осуждения без дознания; если же ей все-таки будет дана возможность оправдываться, – а это всего опаснее, – нужно, чтобы Клавдий оставался глух даже к ее признаниям.

Сначала вольноотпущенники Каллист, Нарцисс и Паллант, пользовавшиеся в то время величайшим благоволением императора, подумывали о том, не отвлечь ли анонимными угрозами Мессалину от любви к Силию, ограничившись только этим и умалчивая обо всем остальном. Но из опасения навлечь на самих себя гибель они в конце концов отказались от этой мысли, Паллант – из трусости, Каллист – потому, что, основываясь на опыте, почерпнутом им в правление Калигулы, хорошо знал, что для сохранения за собой могущества гораздо безопаснее прибегать к осторожным, чем к решительным, действиям; один только Нарцисс не оставил намерения разоблачить Мессалину, решив, однако, ни единым словом не предупреждать ее ни о выдвигаемом против нее обвинении, ни о наличии обвинителя» (Тац. Анн. XI, 12, 13, 26-29).

Через третьих лиц Клавдию было сообщено о неслыханной дерзости Мессалины, и, хотя он в своей обычной нерешительности не промычал ни «да», ни «нет», Нарцисс сам своею властью приказал ее убить; убит был также Гай Силий и лица, причастные к этому невероятному делу.

«Пировавшему Клавдию сообщили о смерти Мессалины, умолчав о том, была ли она добровольной или насильственной. А он, не спросив об этом, потребовал кубок с вином и ни в чем не нарушил обычного ритуала застолья. Да и в последующие дни он не выказал ни малейших признаков ни радости, ни ненависти, ни гнева, ни скорби, ни вообще какого бы то ни было движения души человеческой как при виде ликующих обвинителей, так и глядя на подавленных горем детей.

Сенат помог Клавдию забыть Мессалину, так как постановил изъять ее имя и ее статуи из всех общественных мест и из частных домов. Нарциссу были определены квесторские знаки отличия – весьма незначительная награда сравнительно с его упованиями, – ведь в этом деле он превзошел своими заслугами Палланта и Каллиста.

Да, его побуждения были честными, но привели они к наихудшим последствиям» (Тац. Анн. XI, 38).

Агриппина Младшая

Агриппина Младшая была старшей из дочерей Германика и Агриппины Старшей.

Судьба Агриппины Младшей в молодости не была легкой.

Агриппина Младшая. Мрамор. Копенгаген. Глиптотека Новый Карлсберг