Тоти Даль Монте - Голос над миром

За день до премьеры «Лючии ди Ламмермур» Госбург угостил меня старинным вином, которое так пришлось мне по вкусу, что любезный импрессарио приказал официанту отнести в мою комнату еще две бутылки.

Проснувшись наутро, я почувствовала, что совершенно охрипла.

Нам, певцам, достаточно взять несколько нот, чтобы понять, в форме мы или нет.

Взволнованная, растерянная, не решаясь выступить перед требовательными зрителями в таком плачевном состоянии, я тут же позвонила дирижеру и Госбургу.

Оба примчались ко мне в отель, донельзя огорченные этой новостью. Крики, уговоры, настойчивые убеждения петь. Но я твердо стояла на своем, да они и сами могли удостовериться, что я охрипла. Остался единственный выход — заменить «Лючию ди Ламмермур» оперой «Богема». Я представила себе, какая суматоха поднимется сейчас на сцене. Рабочим придется срочно снимать декорации и ставить новые. Глубоко опечаленная, я легла в постель. Что еще мне оставалось делать?

Заказав изысканный ужин, я попросила официанта откупорить одну из знаменитых бутылок выдержанного вина и осушила ее почти до дна, стараясь заглушить свое горе. Затем повернулась на бок и крепко заснула…

Белоснежка. «Франческа да Римини» Р. Цандонаи

После концерта Тоти Даль Монте в Мельбурне. 1926 г.

Просыпаюсь часа через два, и… магической силой небес или… вина свершилось чудо. Беру одну ноту, другую — и сама себе не верю: голос звучит отлично. Я тут же побежала в ванную комнату (да-да, мы, певцы, свои «репетиции» обычно проводим именно там), смело беру высокие ноты, пою самые сложные пассажи, каденции, и… все это легко, без всякого напряжения.

Бросаюсь к телефону, вызываю режиссера или Госбурга, но шум и грохот, доносящиеся со сцены, не дают разобрать, кто мне отвечает. Наконец удалось поговорить с Госбургом, кричу ему, что обрела голос, чувствую себя превосходно и непременно буду петь в «Лючии». Так что пусть отменяет «Богему».

В театре начался невероятный переполох: одни громко выражали свою радость, другие проклинали меня, третьи отчаянно ругались, а вечером я спела свою коронную партию, и голос звучал превосходно. Правда, от стыда за невольный обман я закутала горло фиолетовым шелковым платком, который не снимала до конца спектакля. И не зря, потому что слух о моей болезни и внезапном исцелении вышел за стены «Отель де Пари».

Когда спектакль окончился, я почла своим долгом хорошенько угостить рабочих сцены, которым по моей вине пришлось потрудиться до седьмого пота.

В следующем месяце я отправилась в Швейцарию, где до этого также никогда не бывала.

В Базеле я пела в «Лючии ди Ламмермур» и «Риголетто», в Цюрихе дала два концерта. Только в мае я наконец вернулась в родную Венецию.

Театр «Фениче» пригласил меня выступить в «Лючии ди Ламмермур». Дирижировал оперой коренной венецианец, незабвенный Пьеро Фабброни, превосходный мастер своего дела, наделенный большим артистическим темпераментом и обладавший высокой музыкальной культурой. Моими партнерами были тенор Таккани и баритон Аугусто Беуф, с которым мне впоследствии не раз доводилось петь в Италии и за рубежом. Сицилиец по происхождению, он обладал хорошим голосом и редкой музыкальностью. С первых же дней наших совместных выступлений мы стали добрыми друзьями.

Венецианская публика, как всегда, встретила меня восторженно, и это трогало до глубины души. На время спектаклей я поселилась в гостинице у мола Орсеоло, неподалеку от площади Сан Марко. Окна моей комнаты выходили прямо на мол, где была стоянка гондольеров.

В день премьеры, плотно закрыв окна и жалюзи, чтобы снаружи меня не было слышно, я, как всегда с помощью камертона, спела все основные каденции, включая сцену безумия. Закончив репетицию, я распахнула окна и заглянула вниз. Был полдень, два гондольера прямо в лодке уминали свой скромный завтрак и о чем-то негромко беседовали на местном диалекте. Во мне проснулось любопытство, я прислушалась.

— Тебе хотелось бы заработать все те бумажки в тысячу лир, которые сегодня вечером положит в карман наша певица? — спросил один.

— Еще бы, — ответил второй. — Но у нее в горле словно певчая птица прячется.

— Какая там птица! Скажи лучше целая птичья стая.

Непосредственность этих гондольеров так понравилась мне, что я тут же послала им две бутылки вина.

В июне я получила приглашение выступить в Лондоне, в знаменитом «Ковент-Гардене». В этом всемирно известном театре мне предстояло спеть партии Лючии и Розины под руководством дирижеров Вотто и уже постаревшего прославленного Муньоне.

Увидев меня, добряк маэстро сразу вспомнил о моем концерте во Флоренции, состоявшемся восемь лет назад, и отнесся ко мне с живейшей симпатией.

Моим партнером в «Севильском цирюльнике» был Дино Борджоли, знакомый мне еще по австралийскому турне и другим совместным выступлениям.

Затем я дала два концерта в «Альберт-холле», на одном из которых присутствовала принцесса Виктория, дочь Георга V.

Перед отъездом из британской столицы меня пригласили на прием в итальянское посольство, гостями которого в тот вечер были дипломаты многих стран.

На обратном пути в Италию я на короткий срок остановилась в Сант-Морице, где дала концерт. А затем меня ждал долгий заслуженный отдых в любимом Солигетто, в окружении родных и близких друзей.

На сцену я вернулась только в сентябре. Приняв вначале участие в благотворительном концерте, организованном падре Семерия, я выехала затем в Англию. Там меня ждали концерты в Лондоне, Ливерпуле, Манчестере, Ньюкастле, Кардиффе и в других городах. В Лондоне я снова пела в знаменитом «Альберт-холле», дав возможность послушать меня многочисленным любителям музыки, не попавшим на мой первый концерт.

Еще один концерт был дан в «Клиринг-отеле» на пышном вечере, устроенном Ага-ханом. В зале сидели вельможи и восточные принцы в тюрбанах, магнаты, миллиардеры и весьма красивые, элегантные дамы, блиставшие созвездиями бриллиантов.

Вместе со мной пел тенор Мак-Кормак, пользовавшийся в Лондоне завидной популярностью. Каждому из нас было отведено на выступление ровно три четверти часа, ни минутой меньше, ни минутой больше. Гонорар — триста фунтов стерлингов каждому.

После этого турне по городам Британии я сохранила приятные воспоминания и хорошее впечатление об английских зрителях, которые совсем не так холодны, как принято думать, и умеют ценить настоящую музыку,

XX. Роковой коктейль из улиток