Тоти Даль Монте - Голос над миром

После Мельбурна мы со все возрастающим триумфом гастролировали в Сиднее, Аделаиде, Перте. В течение немногим более четырех месяцев мы дали восемьдесят шесть спектаклей, проехав тысячи километров по бескрайним равнинам. Это был настоящий подвиг.

Кстати, по поводу моего мнимого соперничества с Нелли Мельба хотелось бы рассказать такой эпизод.

Спустя несколько лет, находясь в Лондоне и беседуя с одним приятелем, я вдруг слышу:

— Надо думать, ты уже побывала на своей комедии?

— На моей комедии? О какой комедии ты говоришь?

— Как? Разве ты не знаешь, что на тему твоего соперничества с Мельба один ее друг, журналист, написал музыкальную комедию. Она с успехом шла в Австралии, а теперь пойдет и в Англии.

Я решила поподробнее разузнать о содержании этой комедии, а если удастся, и посмотреть ее. К сожалению, у меня так и не нашлось для этого времени. Впрочем, может, это даже к лучшему — боюсь, что знакомство с комедией вызвало бы у меня досадное чувство. Закончив в октябре триумфальное, но и очень утомительное турне по Австралии, я дала согласие выступить в Соединенных Штатах.

Вся труппа отправилась в Италию, а я из Сиднея отплыла в незнакомую мне Северную Америку. Ближайшей целью моего путешествия был шумный Чикаго, где меня ждали зрители самого крупного в городе театра «Аудиториум».

5 декабря 1924 года я пела в «Лючии». Партия Эдгара была поручена тенору Кортису, дирижировал маэстро Джорджо Полакко. Успех был полный. То же повторилось и после выступления в «Риголетто», где моим партнером был баритон Формики. Затем последовали два концерта в том же Чикаго и в Нью-Йорке.

Если Чикаго поразил меня учащенным пульсом своей жизни, то Нью-Йорк ошеломил совершенно — настоящий конгломерат гигантских зданий, построенных, казалось, для циклопов.

Меня пригласили петь в театре «Метрополитен» в двух операх — «Риголетто» и «Лючия ди Ламмермур». Должна признаться, я была немного взволнована, даже испугана, ведь «Метрополитен» пользовался славой огромного первоклассного театра, а нью-йоркские зрители считаются весьма избалованными.

Тем большей радостью явились для меня незабываемый восторженный прием, устроенный мне публикой, и единодушная высокая оценка критики.

Надо сказать, что в «Риголетто» были заняты лучшие певцы. Главную роль исполнял баритон Де Лука, роль герцога Мантуанского — Лаури-Вольпи, дирижировал маэстро Туллио Серафин, который всегда относился ко мне с отеческой добротой. Именно он сказал однажды:

— Твоей наставницей, милая Тоти, наверно, была сама мадонна. Ведь только мадонна может научить столь божественному пению.

Успех в «Метрополитен-опера» принес мне контракт на концерты в Бостоне, Индианополисе, Вашингтоне, Кливленде и Сан-Франциско. Театр Кливленда, рассчитанный примерно на десять тысяч мест, по-моему, самое большое в мире театральное здание. И вот там я пела Розину в «Севильском цирюльнике». Проживи я еще сто лет, мне не забыть этого выступления.

Мне, такой маленькой, было странно и чуть страшновато петь в необъятном, переполненном до отказа зале. Вместе со мной выступали баритон Римини, американский тенор Хаккет, довольно известный в Италии, и архизнаменитый бас Шаляпин, непревзойденный дон Базилио. Тогда-то и зародилась моя дружба с великим русским артистом, которая сохранилась до самой его смерти.

Гигант исполинского роста, он сразу же стал ласково называть меня уменьшительным «Тотина», «Тотарелла». Впоследствии он не раз рассказывал мне о своей удивительной скитальческой жизни и давал множество драгоценных советов. Человек он был оригинальный, подлинный гений; его воплощение многих оперных героев, собственноручный грим, костюмы служили образцом и бесценной школой для нового поколения певцов. Это был великий, законченный артист.

Шел 1925 год, а примерно за год до моего приезда в Америке появилось новое могучее средство распространения музыки — радио. В необъятной стране, раскинувшейся от Атлантического до Тихого океана, все словно обезумели от этого открытия.

Вернувшись из Кливленда после блистательного выступления в «Севильском цирюльнике», я вместе с Де Лука получила приглашение выступить в концерте по радио, что весьма способствовало росту моей популярности в Северной Америке.

23 февраля 1925 года, после одиннадцати месяцев жизни вдали от родины, я села в Нью-Йорке на крупнейший океанский пароход «Левиафан». Мне не терпелось вернуться домой, к моим дорогим родным и друзьям.

XIX. Первые успехи в Англии

После короткого отдыха в Италии я выехала в новое заграничное турне — сначала в Монте-Карло, а затем в Швейцарию.

В Монте-Карло мне предстояло выступить в «Лючии ди Ламмермур», и тамошние театральные круги с любопытством и нетерпением ждали моего приезда, особенно энергичный и властный синьор Госбург, в то время своего рода «историческая личность» этого маленького княжества.

Как и всех ведущих артистов, он поселил меня в лучшей гостинице «Отель де Пари».

Госбург, как говорится, делал погоду в театральной жизни Монако и каждый год предлагал зрителям интересную программу. В местном театре выступали лучшие певцы мира, оперы исполнялись на родном языке композитора, самое же главное — синьору Госбургу неизменно удавалось заполучить новую «звезду», подогревавшую любопытство и интерес скучающих, праздных миллионеров.

Как ни удивительно, но все эти старые дамы, с ног до головы усыпанные драгоценностями, накрашенные и намазанные, и их усталые, пресыщенные кавалеры в безупречных фраках, с неизменным моноклем, проводящие дни и ночи за картами и рулеткой, любили музыку, особенно итальянскую оперу.

Зрительный зал во время премьер в театре «Казино» был своеобразным местом встреч этого общества, космополитическим салоном, где великосветские сплетники обменивались последними новостями из Нью-Йорка, Лондона и Парижа. В то же время эти люди обожали оперу и восхищались моим искусством.

Поэтому все они с большим нетерпением ждали постановки «Лючии ди Ламмермур» с участием, как здесь говорили, тосканиниевской певицы.

Тут мне хотелось бы рассказать об одном нелепом комическом случае, несколько помешавшем моему дебюту.

Госбург постоянно приглашал меня в ресторан разделить его трапезу и заказывал самые изысканные блюда. К тому же он был страстным любителем и знатоком редких вин и имел свой винный погребок. За столом официант еле успевал откупоривать затянутые паутиной бутылки лучших французских вин.

За день до премьеры «Лючии ди Ламмермур» Госбург угостил меня старинным вином, которое так пришлось мне по вкусу, что любезный импрессарио приказал официанту отнести в мою комнату еще две бутылки.