В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
После этого разговора ротмистр посетил еще некоторых «бывших» людей, предлагая им взять руководство политической стороной в предстоящих переговорах с германцами, но они, выражая полное свое сочувствие начинаемому делу, предпочитали все-таки временно выждать и посмотреть, во что все это выльется[5].
Вот в этот-то момент я и встретился с ротмистром фон Розенбергом в помещении русской миссии Красного Креста после моего доклада генералу Потоцкому о моем формировали добровольческого отряда в Зальцведеле.
Начиная формировать отряд, я не предрешал вперед, на каком из большевистских фронтов он будет действовать, так как обстановка быстро менялась и сделать это, даже при всем желании, было невозможно.
Однако я всегда держался того мнения, что лучше наступать с такой границы, которая ближе находится от важнейшей цели, то есть от одной из наших столиц – Петербурга или Москвы. В данном случае я предпочитал риск и небольшие силы, будучи уверен, что при первом же успехе я создам себе вполне прочное положение и пополню свои части притоком местных добровольцев.
Ввиду этого у меня было предположение перебраться со своим отрядом на территорию Финляндии и оттуда, с севера, повести наступление наперерез важнейших железнодорожных путей: Петербург – Вологда и Петербург – Москва. Для подобных действий мне необходим был отряд партизанского типа, и потому вначале мои отряд получает это наименование.
Встреча с ротмистром фон Розенбергом изменила мои первоначальные расчеты, и в беседе с ним я понял, что наиболее верным и скорейшим путем, который приведет меня на большевистский фронт, был путь через Курляндию.
Кроме того, сама идея формирования и дальнейшего развития русских добровольческих отрядов с помощью германцев отвечала моим желаниям, так как я верил, что только Германия в настоящий момент заинтересована в сильной России и потому только от нее можно было ожидать действительной поддержки в нашей борьбе с большевиками.
Вот почему я без колебаний согласился на предложение ротмистра работать вместе и при первой же возможности переброситься со своим отрядом на Курляндский фронт.
На этом мы расстались, и я 26 февраля выехал обратно в лагерь Зальцведель, куда и прибыл полный самых радужных надежд и с удесятеренной энергией принялся за дальнейшее формирование моего отряда.
Результаты моей поездки оказались более значительными, чем это предполагали я и мои сотрудники. Известие о признании моего отряда русской миссией Красного Креста и оказанная ею поддержка нанесли сильнейший удар моим недоброжелателям, которые прекратили свои открытые выступления. Настроение чинов отряда поднялось, приток добровольцев усилился.
За время моего пребывания в Берлине в отряде была учреждена комиссия для выработки условий службы, а по возвращении я немедленно приказал приступить к формированию конвойного взвода для несения внутренней службы.
28 февраля в отряд прибыл гвардии полковник Потоцкий, бывший одним из организаторов Астраханской армии в Киеве в 1918 году. Я предложил ему руководить формированием отдельной пластунской бригады двухбатальонного состава.
4 марта приказом № 24 отряд был переименован в просто партизанский отряд, и для отличия чинов отряда от прочих интернированных в лагере Зальцведеле был утвержден нагрудный знак – мальтийский черный крест, – выработанный полковником Потоцким.
5 марта приказом № 25 была учреждена должность начальника артиллерии, каковым был назначен полковник Потоцкий (брат начальника пластунской бригады). И его я знал по Киеву, где он являлся также организатором Астраханской армии и уже давно разделял со мной идею сближения России с Германией.
8 марта приказом № 28 было приказано приступить к формированию санитарного отряда и команды связи.
В течение этого времени много было сделано для поднятия дисциплины среди чинов отряда: они резко отличались от прочих интернированных своей выправкой и дисциплинированностью. Сначала это вызывало насмешки со стороны не входивших в отряд, потом насмешки перешли в зависть и злобу. Чтобы изолировать свой отряд от случайного и темного офицерского элемента, который благодаря поспешным распоряжениям военного министерства во время войны и затем революции проскользнул в офицерскую корпорацию, я 11 марта снова поехал в Берлин с целью выхлопотать для чинов моего отряда отдельный лагерь.
По прибытии в Берлин я отправился в русскую миссию и там обратился к генералу Потоцкому с просьбой отвести для моего отряда отдельный лагерь. Генерал посоветовал мне самостоятельно начать эти хлопоты в германском военном министерстве и обещал со своей стороны поддержать мое ходатайство.
При свидании с ротмистром фон Розенбергом я узнал от него много утешительных сведений относительно общего хода нашей совместной работы, которая уже начала принимать определенные формы.
По его словам, германцы теперь, когда их социалистическое правительство в лице министра государственной обороны Носке твердо высказалось против большевизма и решительными мерами ликвидировало второе восстание спартакистов, особенно резко подчеркивали во время переговоров свое желание сблизиться с русскими антибольшевистскими кругами и готовы были во всем пойти нам навстречу.
Наоборот, наши бывшие союзники по-прежнему в деле борьбы с большевиками проявляли полное, граничащее с отказом в помощи равнодушие, и все их обещания генералу Потоцкому о формировании 200-тысячной добровольческой армии из числа русских военнопленных в Германии являлись полнейшим вздором, так как противоречили их действиям в Прибалтийском крае.
Ротмистр сказал мне, что обо всем этом он не раз говорил с генералом Потоцким, но что последний все же продолжал занимать выжидательную позицию и отказывался от принятия участия в совместной работе.
Ввиду всего этого ротмистр и дальше принужден был действовать вполне самостоятельно.
Ведя переговоры с германцами, ротмистру было ясно, что широкая помощь ими может быть только тогда оказана, когда на это согласится их новое правительство, и потому он решил пойти прямым путем и обратиться непосредственно к министру государственной обороны Носке, который, ведя энергичную борьбу со спартакистами, по-видимому, должен был сочувствовать и борьбе с главным врагом – большевиками.
Ротмистром была составлена «Краткая записка о Северной армии», в которой он, изложив вначале историю и условия формирования армии, пишет: «Нам кажется, что те условия, которые были заключены со старым германским правительством вполне приемлемы и для настоящего и поддержка Северной армии на прежних основаниях является выгодной как Германии, так и России…
Уничтожая большевизм в России при помощи Северной армии, Германия, тем самым, раз навсегда покончит и со спартакистскими восстаниями у себя, которые организуются на большевистские деньги и, естественно, с гибелью советского правления потеряют почву».
Эта записка, переведенная на немецкий язык, была передана ротмистром министру Носке при его свидании с ним в конце марта месяца.
Носке, ознакомившись с этим предложением, отнесся к