Алоис Цвайгер - Кровавое безумие Восточного фронта

В большом лесном массиве около Великого Села мы с наступлением темноты выдвигались на исходную позицию, где уже развертывалась для наступления еще одна пехотная часть. Я подумал, что мы, скорее всего, будем атаковать волнами. К утру поступил приказ: «Подразделению получить глинтвейн для согрева». С четырьмя солдатскими котелками я в кромешной темноте, шлепая по лужам, потащился через лес туда, где находился обоз. На человека полагалось пол-литра глинтвейна. Залив четыре порции, я поспешил назад, но заплутал в лесу и добрался до своих, когда наша артиллерия уже открыла ураганный огонь по русским позициям. Началась классическая пехотная атака с большим размахом, в которой и мне довелось участвовать. Потом были и оборонительные бои, и отступление с боем. Противник со знанием дела окопался на поросшей местности, превратив ее в глубоко эшелонированную линию обороны. Предполье было заминировано, о чем мы знали. Вскоре послышался хорошо знакомый гул. Две группы пикирующих бомбардировщиков типа Ю-87 и две эскадрильи истребителей «Ме-109» атаковали русские позиции прямо перед нами. Бомбардировщики, пикируя, не могли точно определить, где мы, а где противник, поэтому несколько бомб упали на наши позиции. Но мы, вовремя заметив падавшие на нас бомбы, сумели укрыться. От воя сирен пикирующих бомбардировщиков душу выворачивало наизнанку. Мой близкий друг получил тогда ранение. Это на самом деле очень напоминало ад. После того как пикирующие отбомбились, настала очередь Me-109. Истребители на бреющем щедро поливали из пулеметов позиции русских. Если кто-нибудь из летчиков, увлекшись, слишком долго держал палец на гашетке, от его огня перепадало и нам. Приходилось действовать как всегда — «мордой в грязь». Позабыв о смертельной опасности, мы выползали из наших траншей на нейтральную зону перед русскими окопами. Из-за коварных мин в предполье, не говоря уже об ответном огне противника, один за другим гибли и получали ранения наши солдаты. Там, где мины были обезврежены или сработали, саперы кусочками бинтов обозначали безопасный проход. Наш станковый уже в начале боя расстрелял все боеприпасы и нуждался в срочном их пополнении. И я ползком приволок через просеку своим товарищам два полных ящика с патронами. Слева и справа от меня я слышал мольбы о помощи: «Санитар! Санитар!» Лишь с наступлением темноты стало возможным помочь раненым, но для многих эта помощь запоздала.

Мы так и не смогли добраться до позиций русских — они засели с пулеметами в глубоко эшелонированных, круглых окопах. Атака пикирующих бомбардировщиков и минометный обстрел особого успеха не имели, русские тут же открыли огонь по нашей наступающей пехоте. На это мы никак не рассчитывали. Их огневые точки смогли подавить только малочисленные ударные группы, лишь тогда стал возможен прорыв к первой линии оборонительных позиций. У одной из землянок мы обнаружили немецкую разведгруппу, перебитую всю до единого человека, лежащие рядами трупы с перерезанным горлом, леденящая душу картина. Что же за муки выпали на долю этих несчастных ребят в последние мгновения жизни? Нам противостояли калмыки, татары и сибирские штрафные батальоны, то есть не знавшие пощады русские части, у которых был один девиз: пленных не брать!

Во время следующей атаки мы попали под обстрел из тяжелых минометов. Кое-как, согнувшись в три погибели, мы добрались до близлежащей воронки от бомбы пикирующих и рухнули на дно. Мы — это трое: двое рядовых и унтер-офицер. Русские наверняка засекли нас, потому что следующая мина разорвалась в двух шагах от нашей воронки. Унтер-офицер был куда опытнее нас по части подобных ситуаций, и рявкнул: «Убирайтесь отсюда!» Мы со всех ног понеслись наверх, когда мина прямым попаданием угодила прямо в воронку. Позже я неоднократно убеждался, что русские непревзойденные мастера по части ведения прицельного огня из Минометов. Мины русских пехотинцев представляли собой воистину дьявольское оружие — они взрывались при соприкосновении с веткой дерева, и горе тому, в кого попадали их осколки — оставался на всю жизнь калекой. У нас ничего подобного не было. В красноармейских землянках было полно мясных консервов, изготовленных в Чикаго, и сухарей в бумажных пакетах, так что мы имели возможность как следует подкрепиться в пути, ведь наши рационы были куда скуднее.

Вскоре наша атака захлебнулась из-за русских зениток, бивших по нам прямой наводкой. Когда стемнело, по порядку шепотом передали срочный приказ: «Примкнуть штыки, подготовиться к рукопашной схватке, не стрелять». В этой незабываемой и жуткой схватке в лесу мы, обойдя огневую позицию русской зенитной артиллерии с фланга, подавили ее. И невольно выпучили глаза при виде самых современных, тяжелых американских зенитных орудий с электрическим управлением огнем.

На следующий день нам удалось еще потеснить противника, на этот раз при поддержке наших штурмовых орудий, что вследствие заболоченной местности не везде было возможно. Мы продвигались вперед между танков вдоль шоссе, когда вдруг увидели русский танк Т-34 и в ужасе замерли на месте, а потом стали лихорадочно рыть окопы, но куда там! Я ничком шлепнулся на землю, когда прямо позади меня остановилось немецкое штурмовое орудие и открыло огонь по Т-34. Взрывной волной меня даже приподняло. Да и русские тоже не буханками хлеба стреляли, с тех пор у меня и остался на левом предплечье рубец от осколка, которым меня полоснуло. Тогда я обошелся с помощью йода и пластыря. Когда удалось поджечь несколько «тридцатьчетверок», мы смогли продвигаться дальше и, овладев каменным мостом через реку Ропя, овладели еще куском территории.

Немало нам досаждали русские тяжелые танки Т-34. В книге я достаточно подробно упоминал об этом. Данный рисунок выполнен уже дома после войны

Нашему расчету станкового было приказано выдвинуться как можно дальше на позиции. Боеприпасы доставлялись теперь в достаточном количестве и вовремя. Местность была непросматриваемая, поросшая деревьями и кустарниками. Русские бились как безумные, каждый раз все ожесточеннее. Вдруг танк Т-34 через кустарник покатил прямо на меня. Упав ничком в грязь, я ждал момента отскочить в сторону. Позади меня расположилось хорошо замаскированное противотанковое орудие с хорошим, надежным снарядом в стволе. Я услышал, как командир расчета скомандовал: «Подпустить ближе!», потом после паузы: «Еще ближе!», а затем: «Огонь!» Танк Т-34 получил прямое попадание и тотчас же загорелся. Повсюду пылали и другие русские танки, в сумерках это была жутковатая сцена. Обычные снаряды наших 3,7-см противотанковых орудий броню Т-34 не пробивали, поэтому использовались особые надкалиберные снаряды, вставлявшиеся непосредственно в ствол орудия.