Прошедшее время несовершенного вида… и не только - Гриша Брускин
Вот и Нюрка
сама видела:
Бородатый человек
зашел в трамвай.
Тетенька его
за бороду дернула.
И оторвала.
Оказался шпион
по кличке Арбуз.
А возле Моссовета?
Идут двое.
Одинаково одеты!
Один другому говорит:
«Звонила мама и сказала…»
Да какая у него может быть мама?!
Тебя сразу тюкнуло:
Шифровка! Шпионы!
Нам страшно стало.
Побежали.
Жаль, рядом
милиционера
не было.
А
эти
пожилые
тетки?
Неужели
они…
…мои
сестры?
Пионерлагерь. Фирсановка.
Мне лет шесть-семь.
Есть хочется.
Слоняюсь по территории.
Ем:
заячью капусту,
зеленую чернику,
сыроежки.
Заманчивы:
бузина и волчьи ягоды.
Но их нельзя.
А то…
волком станешь.
Комиссар – не мой.
Алесин дедушка.
С Теминым лицом.
Это ты дал моей теще
экстравагантное имя Сафо.
Пошел записывать Суламифью.
Но любовь к классике взяла верх.
Говорят, бабушка Эстер тебя не любила.
В семье были тайны.
Запретные темы.
Отчего ты застрелился в 31 год?
Тебя, троцкиста, должны были арестовать?
Спасал семью?
А может, что-нибудь еще?
Коллегия
Бюро ячейки ВКП(б)
и Профкомиссия сотрудн. ОГПУ
с глубоким прискорбием извещают
о безвременной трагической смерти,
последовавшей 28 / VI с. г.,
быв. чекиста члена ВКП(б)
тов. Хаскина В. И.
Вынос тела
из клуба имени т. Дзержинского
в субботу 3 / VI в 14 час.
В доме жила
няня Аришенька.
К ней муж захаживал на кухню.
Чай пить.
Няня говорила о нем:
«Мое венчальное зернышко».
После обеда
шла прилечь.
Чтобы
«почечка сальцем
обволоклась».
Тетю Нону
девочкой привезли
из Сталинграда.
Она про куриный бульон,
Бывало, говорила:
«жидость от курячего супа».
Однажды Сафочка с Ноной
пошли смотреть
фильмы Чарли Чаплина.
Обе описались от смеха.
Дома сказали,
что сели во что-то мокрое.
Бабушка Нону любила,
как родную дочь.
Эстер-швестер.
Стоишь задумчиво у окна.
В одной руке – сигаретка.
В другой – кофе
в бирюзовой чашечке
с черненым серебром.
В стиле модерн.
Одной из тех,
подаренных Саввой Морозовым.
Докуриваешь.
Аккуратно ставишь окурок на блюдце.
Чашечку…
…выкидываешь беспечно в окно.
А матовый мальчик?
Притулившийся к пеньку.
Пеньку-вазе.
Тоже Морозов?
Синие колокольчики.
Гвоздики.
Куриная слепота.
«Бабушка…
Ты их в мальчика поставишь?»
А вот
с сестрой Бертой.
Уже старенькая.
Уже не куришь.
А чашечки те же.
И кольцо.
Смотри!
У бабушки шпилька выскочила.
А Берта?
Белая блузочка,
черный бантик.
Настоящая заслуженная учительница.
– Знаешь,
как она
мне объясняла
умножение на ноль?
«Представь, деточка.
Ты пришла в магазин.
Хочешь купить 5 вещей.
А в кармане у тебя ноль.
Умножь 5 вещей
на свой ноль в кармане.
Что ты получишь?
Ноль!»
– Эстер, где дурхешлягель,
который я привезла тебе
в 26-м году?
А помнишь Пинск?
Бэбу?
Какой красавец был!
Портрет стоял
в витрине
на главной улице.
Весь в локонах…
Не в локонах,
а в зимней шапочке!
– Нет в локонах!
– Нет в зимней шапочке!
…И так
на два часа.
– У Эстер – маразм!
– Берта выжила из ума!
– А что-нибудь еще известно про Бэбу?
– Ничего.
Кроме того,
что он спал в очках.
И говорил,
что так
лучше видит сны.
Вспоминали Палтыйла
сына Сары-Малки.
«П-а-а-л-т-ы-ы-й-й-л!»
И начинали хохотать.
А мне казалось,
смешнее «Сыромялка».
Потому
что сыр мяла.
Мы вообще
много смеялись.
Сидим вечерами.
Рожи строим.
Берта надевает шляпку с дыркой.
На нее – другую.
Тоже с дыркой.
Поворачивает шляпки так,
чтобы дырки не совпали.
И шикарная выходит из дома.
Идет в сберкассу
посылать бабушке деньги.
Тайком от Моисея.
В 64-м
получаю письмо:
«Мейделе моя…»
Хотела удочерить.
А у Моисея две страсти.
Делать все назло большевикам.
И копить деньги.
Не только свои.
Но и наши.
– Дядя Мась,
я хочу малины.
– Двадцать копеек – стакан?
Твой отец не миллионер.
– Моисей, положи сметану в борщ.
– В Капцевичах
я мог себе это позволить.
Теперь – нет.
Присылает открытку
на еврейском языке.
Один еврей прочел:
– Кто писал?
– Мой дедушка.
– Ну и ну!
Берта:
– Голова болит.
Моисей:
– Ты что, ударилась?
Берта:
– Зуб ноет.
Моисей стучит пальцем по зубам:
– Что здесь может болеть? Это же кость!
Берта, еле слышным голосом:
– Умираю…
Глуховатый Моисей:
– Что?
Берта раздраженно:
– Умираю!
Моисей:
– Что?
Берта в ярости:
– У – МИ – РА – Ю!!!
Моисей:
– А-а-а…
Собрались как-то
Ме́ня, Берта и Эстер.
Ме́ня говорит:
– Я люблю пить чай горячим.
Берта говорит:
– Я люблю пить чай холодным.
Эстер говорит:
– А я выставляю кружку с чаем на тридцатиградусный мороз.
Через два дня размораживаю и пью.
Приезжал из Ногинска
брат бабушки.
Высокий, тощий Михл.
«Алесенька, как твои успехи в рисовании?»
С глупой женой Миндлей.
Однажды Миндля прочла в газете
про шпиона-однофамильца.
От страха потеряла сон.
И память.
Потом, бывало, повторяла:
– Я уже двадцать лет не сплю!
– Почему?
– У меня в голове шумит.
У нее в голове шумит!
Когда построили Волго-Донской канал,
поехала его смотреть.
Куда ее понесло?
Все смеялись.
– А что еще смешного про Михла?
– Ну, например,
он всю жизнь зарядку делал.
Тоже не от большого ума.
Утро.
Деревянный домик.
Баня.
Сад.
Озеро.
«Островно, деточка, —
это маленькое местечко».
Девочка Сафочка,
Алесина мама,
спит и чувствует
чудный запах.
Прабабушка Сара
уже приготовила тейглах.
Накрыла полотенцем.
И вышла на крыльцо.
Торговаться с рыбаками.
С улицы доносится:
«Слезай с древа!»
(Древа жизни? Добра и Зла?)
Это прадедушка Исак
ни свет ни заря
гоняет мальчишек в саду.
Ему давно пора на работу.
В малюсенькую бакалейную лавочку.
Он там сидит
среди коробок с монпансье.
Перед праздником Суккот
Исак собирается в Витебск.
За лимонами.
Берет Сафочку с собой.
Прабабушка шепелявит:
«Шапочка,
надень шапочку,
а то яблочко
на головку упадет».
В Йом Киппур нельзя есть.
А слюну глотать можно?
Попробуй выдержи.
А куда рыбка плывет с грехом под Новый год?
Пурим.
Евреи выпивают.
Бегают по местечку
и притворяются пьяными.
Зачем?
Чтобы все видели:
у евреев –
