Владислав Крапивин - Золотое колечко на границе тьмы

Сквозь рыданья ей снился все ночи

Парень в кепке и зуб золотой…

Форик Усольцев выслушал «Аннушку» и Кочана невозмутимо. Устроился на третьей парте рядом с Борькой Кислицыным, который был неразговорчив, потому что заикался. Выложил на парту учебник ботаники, тетрадку и ручку, поставил рядом с Борькой свою чернильницу-непроливашку и стал смотреть в окно с запотевшими стеклами.

В следующие дни он жил в нашем классе сам по себе. Пробовали дразнить – не откликался. Приставать посильнее не решались – в независимости Форика ощущалась уверенность: такой терпит, терпит, а потом и врезать может. В приятели к нему не набивались – больно он нужен со своей квадратной башкой! Сам он тоже ни к кому в друзья не лез. Впрочем, с Борькой Кислицыным охотно поделился перышками для ручки и ничего не попросил взамен. И тому же Борьке подсказывал на диктанте, когда тот ляпал ошибку за ошибкой… и с учителями не спорил! Непонятно, за что его выгнали из пятого "А".

А сейчас вот Форик Усольцев пришел нам на выручку!

2. "Приклюшиние-чец…"

Лишь бы хватило билетов… Форик от окошечка был уже совсем недалеко, человек за пять.

– А если не хватит денег? – вдруг шепотом встревожился Чижик. – Если по три рубля уже нет и остались только дорогие?

– Ты спятил? На детские сеансы дороже трех не бывают!

– Это когда старое кино, не бывают, – рассудительно напомнил Чижик. – А когда новое, все сеансы считаются взрослые.

А ведь в самом деле! Есть такое вредное для ребят правило в нашем главном кинотеатре…

– Ну, тогда… он нам крикнет от кассы.

– Все равно у меня только семьдесят копеек в кармане…

– У меня есть. На самый крайний случай. Эн-зэ… – я вытащил из кармана новенькую десятку.

Мама давала мне такую сумму раз в месяц, когда отец из своей далекой Белоруссии присылал перевод – для моего "прокормления".

Десятку я хотел сберечь, чтобы подкопить к ней еще и купить за пятнадцать рублей в магазине «Электротовары» карманный фонарик. Темным осенним вечером, когда идешь по грязи домой после шестого урока, с фонариком так уютно…

Однако если не хватит на билеты, то какой уж там фонарик…

Чижик с удовольствием поразглядывал хрустящую десятку. Чуть ли не обнюхал своим клювиком с редкими конопушками. И на какое-то время мы потеряли бдительность. А зря…

К другом углу кассового зала кучковалась шпана со своим щуплым и словно прокопченным предводителем. Он и был известен под кличкой "Копчёный".

Компания Копченого постоянно отиралась в кино. Обычно эти личности были заняты своими делами и к другим ребятам приставали не часто. Конечно, угроза в них была постоянная, но куда денешься. Приходилось существовать с ними на одном пространстве. Так африканские травоядные щиплют траву вблизи дремлющих львов: если хищники сыты и спокойны, можно пастись без особой боязни. Главное – не прозевать, когда возникает опасность.

Но мы прозевали. Я понял это, когда оказавшийся рядом Копченый дыхнул мне в лицо запахом табака и пережаренных семечек подсолнуха.

– Во какая деньга! Слышь, кореш, сыграем в номерки!

Я перепуганно скомкал «деньгу» в кулаке. Чижик тихо пискнул. Спасенья не было.

Рядом с Копченым стоял шкет – ростом с меня, но явно приблатненный. В приплюснутом кемеле с маленьким козырьком. С ленивыми безжалостными глазками. Копченый в улыбке показал гнилые зубы.

– Ну, шига-фиц ли сшифил-дрейц? Играем! Ший-чец шимер-ноц шильше-боц, тоши-гоц и шиньги-дец…

"Ну, фига ли сдрейфил? – мысленно перевел я "шицную феню". – Чей номер больше, того и деньги".

Речь шла о номерах на банковских билетах. Не было сомнения, что Копченый не станет даже сравнивать цифры, а просто объявит о своей победе – и прощай моя десятка.

Чижик обморочно притих у меня под боком. Я метнулся глазами. Дружки Копченого куда-то пропали, но маленький в кемеле был рядом. Да будь Копченый и совсем один, разве мыслимо сопротивляться этому зловещему представителю блатного мира?

Может, громко зареветь в надежде на помощь взрослых? Стыдно. Да и страшно: потом Копченый все равно подкараулит, будет еще хуже…

– Ну чё… – заныл я безнадежно. – Это не моя, это мама дала для магазина…

Копченый опять дыхнул табаком и семечками, протянул руку… В этот миг его отшатнуло. Вправо. А его дружка в кемеле – влево. А между ними шагнул Форик. Прижался рядом со мной к стене. Стремительно согнулся, сдернул свои большие сапоги. Один сапог сунул в руки мне, другой сам ухватил за голенище. Сказал быстро, но деловито:

– Бей вот этого. А я – того… – И замахнулся на Копченого. – Если не отвалят… – Последние слова намекали Копченому, что есть возможность мирного отступления.

Копченый и его дружок одинаково замигали. Судя по всему, такой отпор они встретили впервые. Впрочем, испуг их был секундным. Копченый скривил улыбку.

– Т-ты, киндер-фраер с Бабарынки! Щас я твой кирзач тебе зашину-суц в шипу-жоц.

– А по ширде-моц не шичешь-хоц? – умело отозвался Форик Усольцев на языке противника. И сделал кирзачом круговое движение.

До сих пор с удовольствием помню, что, несмотря на звеневший в ушах страх, я тоже сделал что-то подобное. И носком сапога зацепил на противнике кемель. Копченый и его корешок резко подались назад.

И в этот миг ринулся в бой Чижик.

То ли с великого перепуга, то ли в порыве гневного вдохновения он выхватил из кармана вельветовых брючек нагашек (уменьшительное название от слова "наган"). Это был маленький пугач из согнутой трубки с гвоздем и резинкой. Заряжался он серой от спичек.

Жестом дуэлянта Чижик вытянул к Конченому руку и отчаянно тонким голосом сообщил:

– Пошли вон! Буду стрелять! – И нажал резинку.

Поступок был безумно храбрый и безумно глупый. Могла ли устрашить Конченого эта хлопушка? Тем более что носил ее Чижик лишь для самоутверждения, а стрелять боялся и заряжал трубку только одним или, в крайнем случае, двумя спичечными головками. От этого получался легкий хлопок или просто пшик.

Но сейчас и пшика не было, нагашек дал осечку.

– Гы-ы! – от души возвеселился Копченый. – А ну дай сюда пукалку! – И опять потянул лапу.

Форик взметнул сапог, чтобы бесстрашно врезать по этой лапе. Я тоже замахнулся, хотя понимал, что мы обречены. Все равно враг был сильнее – и морально, и в смысле боевого опыта. К тому же вот-вот появится у Копченого и шкета подкрепление…

– Шихо-тиц, ширни-пац! Шина-хрец ты, Копченый, скёшь не на тех!

Это было спасение! Чудесное, как в кино, когда в отчаянный момент на помощь нашим прилетают стремительные конники с шашками наголо.