Генрих Гофман - Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера

После завершения французской кампании и подписания перемирия в Компьене Гитлер с коротким визитом приехал на французский фронт и затем удалился в Оберзальцберг. Хотя в то время он был вполне уверен, что окончательная победа у него в руках, слишком многое тревожило его, чтобы он мог позволить себе успокоиться по-настоящему и надолго. Его ум не покидала мысль, что затишье на фронте ни в коей мере не свидетельствует об окончании войны, и он еще более сосредоточенно взялся за разработку планов, которые могли принести окончательную победу и скорый мир.

По тому, как часто упоминалась Россия на наших вечерних совещаниях, было очевидно, что Гитлер уже обдумывает мысль о военной кампании против русских. В то же время, как бы для того, чтобы заранее оправдать себя, он часто жаловался, что Россия выполняет не все условия советско-германского пакта в том, что касается обмена товарами, и это невыполнение условий он относил за счет недостатков советской системы сообщений.

Узнав, что Россия принимает меры, которые неизбежно должны привести к войне, он решил, что должен вернуться в Берлин и поселиться в рейхсканцелярии. Таким образом, наши мирные деньки в Оберзальцберге подошли к концу и, за исключением очень кратких периодов, больше уже не повторялись. Несмотря на наш отъезд, работа по сооружению в Оберзальцберге обширной системы подземных туннелей продолжалась с той же скоростью. Эти туннели должны были соединить Бергхоф с близлежащими казармами СС, а боковые туннели вели к резиденциям Бормана и Геринга. Кроме того, что они предоставляли полную защиту от нападения с воздуха, в этих туннелях с большими кладовыми, устроенными в нишах через короткие промежутки, содержались запасы провианта и прочих предметов первой необходимости на многие годы, а также приютилось обширное и бесценное собрание произведений искусства и важных государственных документов. Как только мы приехали в Берлин, началось немедленное укрепление бомбоубежищ рейхсканцелярии на основании последнего опыта воздушных бомбардировок.

Когда «все случилось так, как должно было случиться», как сказал Гитлер в начале войны с Россией, мы тут же переехали в ставку фюрера под названием «Вольфшанце», недавно построенную в нескольких милях от провинциального городка Растенбург в Восточной Пруссии. Хотя ставка находилась на самом востоке Восточной Пруссии, это место, ловко замаскированное среди ельника, было идеально с точки зрения безопасности, и на протяжении всей кампании мы не подверглись ни одному воздушному налету. Однако, даже устроившись со всеми удобствами, мы не могли отделаться от ощущения, что сидим «за колючей проволокой», будто в тюрьме; и даже такие удовольствия, как турецкая баня, офицерский клуб, бассейн, кафе и кинотеатры, не могли рассеять чувства тревоги.

Стояло лето 1941 года. Подобно Наполеону, Гитлер завоевал почти всю Европу. Я невольно возвращался мыслями к его первой поездке в Париж годом раньше. Какие замыслы, думалось мне, бродили в его голове в то время, когда распростертая Франция лежала у его ног, а он, торжествующий вождь немецкого народа, благоговейно стоял перед последним приютом великого корсиканца.

А теперь?.. Объявленная война не вызвала никакого энтузиазма у немецкого народа, напротив, большинство охватили мрачные предчувствия. Люди помнили, что даже Наполеону с большим трудом удалось добраться только до Москвы – и какой ценой! В ставке, несмотря на то что все делали вид, будто уверены в успехе, в действительности явно чувствовалась та же скрываемая атмосфера пессимизма.

Сидя наедине с Гитлером в восточнопрусском «Вольфшанце», я осмелился задать ему вопрос.

– Как получилось так, что началась новая война? – спросил я.

Мне показалось, будто он ждал этого вопроса.

– По стечению обстоятельств, – ответил он. – Нам пришлось сделать первый шаг и нанести предупредительный удар – и, подчеркиваю, нужно как можно яснее растолковать немецкому народу, что это действительно превентивная война. Я должен был первым нанести удар, прежде чем это сделают русские! Это было жизненно необходимо. Эти, – он имел в виду британцев, – отнюдь не собираются добиваться мира. Бог знает, я ждал достаточно долго; но у меня нет иного выхода, кроме как рискнуть и открыть войну на два фронта. Нам нужно топливо для самолетов и танков, и мы должны любой ценой прорваться к нефтяным месторождениям русских. – Невидящим взглядом он посмотрел вдаль. – Я не мог поступить иначе, – заключил он.

Глава 6

ГИТЛЕР: РЕЛИГИЯ И ПРЕДРАССУДКИ

В первые годы нашего знакомства мы никогда не обсуждали между собой отношение Гитлера к двум крупнейшим конфессиям христианской религии. Только потом, когда проявились разногласия, он определил свою позицию по этому весьма непростому вопросу.

За двадцать пять лет Гитлер пережил полную духовную метаморфозу, которая изменила сам подход к вопросам религии. Однако, несмотря на это, он никогда не относился к церкви с той яростной агрессией, которой отличалась позиция некоторых его подчиненных и гаулейтеров.

– Я нуждаюсь в христианской церкви точно так же, как монархия и другие прошлые формы правления.

За несколько дней до начала войны закулисная борьба усилилась, и Гитлеру пришлось вмешаться.

– Слишком много злословия с обеих сторон, – сказал он. – И хотя я не могу безропотно мириться с сопротивлением церкви, я должен также осудить и ответные меры, принятые с нашей стороны. Я вполне четко объяснил всем моим соратникам, что в случае войны нам понадобится помощь церкви.

Одним из самых фанатичных противников церкви в партии был Борман, обычно Гитлер закрывал глаза на его поступки, но, когда Борман ввел много репрессивных мер, Гитлер не согласился с ним.

Однажды во время войны, когда я находился в Вене, Бальдур фон Ширах, очаровательный молодой человек частично американского происхождения, стройный, спортивного сложения, проницательного ума и увлеченный современными направлениями искусства, который женился на моей дочери Генриетте в 1933 году и стал вождем гитлерюгенда, упросил меня обратить внимание Гитлера на те меры, которые принимались против католической церкви и дискредитировали Третий рейх в Австрии. Он обратился ко мне, как я объяснил Гитлеру, потому, что письма, которые он писал, были изъяты Борманом, прежде чем успели дойти до фюрера. Однако Гитлер проигнорировал мои возражения и удовлетворился тем, что сказал убитым голосом:

– Я совершенно ничего не знаю об этих случаях в Австрии. Вы хотите наговорить мне еще таких же неприятных вещей?

– К сожалению, да. Герр Гитлер, вам известно, что из баварских школ изымаются распятия? Говорят, что гаулейтер Вагнер приказал изъять их по указанию Бормана.