Мохандас Ганди - Моя жизнь
Вообще совет Абдуллы мне понравился. Я написал письмо в газеты, где рассказал об инциденте со своим тюрбаном и настаивал на праве не снимать его в суде. Вопрос этот оживленно обсуждался в газетах, которые называли меня «нежеланным гостем». Таким образом, инцидент с тюрбаном неожиданно создал мне рекламу в Южной Африке уже через несколько дней после приезда. Некоторые были на моей стороне, другие сурово осуждали за безрассудство. Фактически я носил тюрбан все время, пока жил в Южной Африке. Когда и почему я вообще перестал надевать головной убор в Южной Африке, увидим ниже.
VIII
Поездка в Преторию
Вскоре я познакомился с индийцами христианами, жившими в Дурбане. Среди них был судебный переводчик м-р Поль, который был католиком, а также ныне покойный м-р Субхан Годфри, в то время учитель при протестантской миссии, отец м-ра Джеймса Годфри, который посетил Индию в 1924 году как член депутации Южной Африки. Примерно в это же время я встретился с ныне покойным парсом Рустомджи и Адамджи Миякханом. Все эти люди, которые ранее встречались только по делу, в конце концов, как увидим ниже, установили между собой тесный контакт.
В то время как я расширял круг знакомств, фирма получила письмо от своего юрисконсульта, в котором сообщалось, что надо готовиться к процессу и что Абдулла Шет должен поехать в Преторию сам или прислать своего представителя.
Абдулла Шет показал мне это письмо и спросил, согласен ли я ехать в Преторию.
— Смогу вам ответить только после того, как разберусь в деле, — сказал я. — Сейчас мне еще не ясно, что я там должен делать.
Он тут же приказал клеркам ознакомить меня с делом.
Приступив к изучению дела, я почувствовал, что начинать следует с азов. Еще в Занзибаре я несколько дней посещал суд, чтобы ознакомиться с его работой. Адвокат парс допрашивал свидетеля, задавая ему вопросы о записях в кредит и дебет в конторских книгах. Все это было для меня сплошной тарабарщиной. Я не изучал бухгалтерии ни в школе, ни во время пребывания в Англии. А в деле, ради которого я приехал в Африку, речь шла главным образом о бухгалтерских расчетах. Только тот, кто знал бухгалтерский учет, мог понять и объяснить его. Служащий Абдуллы толковал мне о каких-то записях в дебет и кредит, и я чувствовал, что все больше запутываюсь. Я не знал, что означает Д. О. В словаре мне не удалось найти этого сокращения. Я признался в своем невежестве клерку и узнал от него, что Д. О. — долговое обязательство.
Тогда я купил учебник по бухгалтерскому учету и, проштудировав его, почувствовал себя увереннее и разобрался в существе дела. Я заметил, что Абдулла Шет, который не умел вести бухгалтерских записей, свободно разбирался во всех хитросплетениях бухгалтерии благодаря своему практическому опыту. Я сказал ему, что готов ехать в Преторию.
— Где вы там остановитесь? — спросил меня Шет.
— Где вы пожелаете, — ответил я.
— В таком случае я напишу нашему юрисконсульту, и он позаботится о помещении. Кроме того, я напишу своим друзьям меманцам, но останавливаться у них я бы не советовал. Наши противники пользуются большим влиянием в Претории. Если кому-нибудь из них попадет в руки наша частная переписка, то это нанесет нам большой ущерб. Чем дальше вы от них будете, тем лучше для нас.
— Я остановлюсь там, где меня поместит ваш юрисконсульт, или же устроюсь самостоятельно. Пожалуйста, не беспокойтесь. Ни одна душа ничего не узнает о наших с вами секретах. Но я намерен познакомиться с нашими противниками. Мне хотелось бы установить с ними дружеские отношения. Я постараюсь, если возможно, уладить дело без суда. В конце концов, Тайиб Шет — ваш родственник.
Шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад был близким родственником Абдуллы Шета.
Упоминание о возможности полюбовного соглашения, как я мог заметить, несколько озадачило Шета. Но я находился в Дурбане уже дней шесть — семь, и мы знали и понимали друг друга. Я не был больше для него «белым слоном». Поэтому он сказал:
— Нда, понятно. Конечно, соглашение без суда было бы наилучшим исходом. Но мы все родственники и прекрасно знаем друг друга. Не такой человек Тайиб Шет, чтобы легко пойти на соглашение. При малейшей оплошности с нашей стороны он выжмет из нас все и, в конце концов, надует. Поэтому, пожалуйста, подумайте дважды, прежде чем предпринять что-либо.
— Можете не беспокоится на этот счет, — сказал я. — Мне нет нужды говорить с Тайиб Шетом или с кем-нибудь еще по существу дела. Я только предложу ему заключить соглашение и избавиться таким образом от ненужной тяжбы.
На седьмой или восьмой день после своего прибытия я выехал из Дурбана. Для меня приобрели билет первого класса. При этом обычно доплачивали еще пять шиллингов за постельные принадлежности. Абдулла Шет настаивал, чтобы я заказал себе постель, но из упрямства, гордости и желания сэкономить пять шиллингов я отказался. Абдулла Шет предостерегал меня.
— Смотрите, здесь не Индия, — сказал он. — Слава богу, такие расходы нам по карману. Пожалуйста, не отказывайте себе в необходимом.
Я поблагодарил его и просил не беспокоиться.
Примерно в десять часов вечера поезд пришел в Марицбург, столицу Наталя. Постельные принадлежности обычно давали на этой станции. Ко мне подошел железнодорожный служащий и спросил, возьму ли я их. Я ответил: «Нет, у меня есть свои». Он ушел. Но вслед за ним в купе вошел новый пассажир и стал оглядывать меня с ног до головы. Ему не понравилось, что я «цветной». Он вышел и вернулся с одним или двумя служащими. Все они молча смотрели на меня, потом пришел еще один служащий и сказал:
— Выходите, вы должны пройти в багажный вагон.
— Но у меня билет первого класса, — сказал я.
— Это ничего не значит, — возразил он, — ступайте в багажное отделение.
— А я вам говорю, что в Дурбане получил место в этом вагоне, и настаиваю на том, чтобы остаться здесь.
— Нет, вы здесь не останетесь, — сказал чиновник. — Вы должны покинуть этот вагон, иначе мне придется позвать констебля, и он вас высадит.
— Пожалуйста, зовите. Я отказываюсь выйти добровольно.
Явился констебль, взял меня за руку и выволок из вагона.
Мой багаж тоже вытащили. Я отказался перейти в другой вагон, и поезд ушел. Я пошел в зал ожидания и сел там. При мне был только чемодан, остальной багаж я бросил на произвол судьбы. О нем позаботилась железнодорожная администрация.
Дело было зимой, а зима в высокогорных районах Южной Африки суровая, холодная. Марицбург расположен высоко над уровнем моря, и холода здесь бывают ужасные. Мое пальто было в багаже, но я не решался спросить о нем, чтобы не подвергнуться новым оскорблениям. Я сидел и дрожал от холода. В зале было темно. Около полуночи вошел какой-то пассажир и, по-видимому, намеревался поговорить со мной..
