Ханс фон Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945
Я обратился к Беку:
– Будем гнать без остановки, пока не выберемся из России. Станем менять друг друга через каждые 100 километров, глотать первитин и делать остановки только для заправки.
Преодолев где-то 200 километров, мы в первый раз остановились для заправки в одной части снабжения.
– Нам не положено отпускать горючее для личных нужд, – заявил «серебряник», как называли мы «героев тыла» из-за их серебряных нарукавных шевронов.
– Послушайте, – отозвался я. – Через пять минут вы меня заправите, если вам жизнь дорога. Кроме того, на нашем участке прорвались русские. Они выйдут сюда к утру, – соврал я.
Он так удивился, что не только заправил меня в считаные минуты, но и поделился деликатесами, которых мы на фронте и в глаза не видели, – дал бутылку коньяка, сигарет и несколько банок тушенки.
То, что творилось в тылу, было нам отвратительно. Вслед за первыми армейскими снабженцами сюда являлись партийные деятели, которые принимали на себя функции администрации и начинали обращаться с населением, которое нередко встречало нас как освободителей, в соответствии с заветами партии и министра пропаганды Геббельса, то есть как с «недочеловеками» и представителями «низшей расы».
Никто не обращал внимания на нас, усталых и небритых, когда мы прикатывали на своей выкрашенной белой краской машине. В каждом селе, у каждого моста стояла охрана из призванных на службу стариков. Только однажды, при очередном предъявлении подорожной, старый резервист спросил меня:
– Господин капитан, вы «оттуда», да? Как там? Мы тут ничего точно не знаем. У меня сын в пехоте. Вот уже несколько недель у жены нет от него никаких известий. Скажите мне правду, господин капитан. Мы очень беспокоимся.
Я попытался как мог успокоить старого резервиста.
Из района Волоколамска мы двигались на запад по второстепенным дорогам, многие из которых почти не были расчищены, стремясь скорее добраться до «магистрали» Москва – Минск, проехать по которой должно было бы быть проще.
Мы слышали артиллерийский огонь с обеих сторон, становившийся все слабее и слабее, по мере того как мы удалялись от фронта. А потом вдруг наступила полная тишина – никакого грома боя, только рокот немногих грузовиков снабжения, следовавших на восток. Путешествие наше стало почти романтическим. Мы проезжали через широкие заснеженные поля и через брошенные села. Метель скрывала следы, оставляемые нашей машиной. Ехали мы, опустив верх, чтобы в случае чего быстрее заметить русские самолеты. На коленях у Бека лежал готовый к бою автомат. Все казалось нам ирреальным. Мы держали путь через первобытный край, захватить который и овладеть которым не мог никто.
Мы с Беком оба погружались глубоко в свои мысли и наслаждались покоем. Но мы спешили назад, спешили как можно больше увеличить дистанцию между собой и жутким опытом прошедших недель, стремясь поскорее выбраться из страны, в которой навеки остались наши товарищи.
И вот мы выбрались на «магистраль». Мы, конечно, запаслись картами, чтобы не сбиться с дороги. Мы устали. Пришлось поддерживать себя первитином, чтобы сохранить способность ехать и ночью.
На шоссе движение было более оживленным, что и вернуло нас к реальности. Дорога пролегала севернее Вязьмы и Смоленска. Я боролся с искушением побывать еще раз в смоленском соборе. И в Смоленске тоже, надо думать, теперь устроились как дома нацистские функционеры.
Я решил возвращаться путем, которым мы наступали. С одной стороны, дорога была знакомой, а с другой – мне хотелось посмотреть, как теперь там. Это не стало таким уж отклонением на пути в Берлин.
Мы ехали сутки напролет, меняя друг друга за рулем. К северу от Минска мы свернули с шоссе и взяли курс на Вильнюс, столицу бывшего Прибалтийского государства Литвы, превращенной в 1940 г. русскими в одну из советских республик, – «презент» Гитлера Сталину за пакт о ненападении.
Счетчик показывал, что на текущий момент мы покрыли почти 1000 километров. К тому моменту мы уже утратили счет дням и ночам. Постепенно перестал помогать даже первитин. Мы устали как собаки и старались побороть желание спать пением или же рассказывая друг другу всякие истории.
– Бек, Вильнюс ведь не Россия. Литва в большей степени часть Европы, чем Восток. Проедем оставшиеся 200 километров и заночуем.
Снег на дорогах утрамбовали колеса машин. «Мерседес» работал как часы, шел ровно и легко. В итоге ближе к вечеру в один из дней мы достигли цели – как обычно, местной немецкой штаб-квартиры. Нам попался отзывчивый офицер из запаса, который распорядился выдать нам номер в отеле «Регина». Мы рухнули на кровати. Впервые за истекшие восемь месяцев – постель и ванна. Только тут мы осознали, что мы больше не на русском фронте. Напряжение последних недель стало понемногу отходить.
– Примем ванну, Бек, сбреем щетину и пойдем в ресторан, закажем ужин. А потом выспимся как следует.
Входя в ресторан, мы чувствовали себя заново родившимися. Все казалось нам сном. Расквартированные в городе офицеры сидели за столами в обществе женщин и явно наслаждались тут «dolce vita»[50]. Звуков маленького оркестра было почти не слышно из-за шума голосов. Казалось, тут всем наплевать на войну. Мы почувствовали отвращение и, поспешно проглотив свой ужин, рассчитались талонами, выданными нам в штабе, после чего улетучились из зала, чтобы растянуться в постелях, о чем столько мечтали.
На следующее утро я пробудился поздно.
– Вперед, Бек, мы выезжаем. Скорее, скорее в Берлин. Нет ничего, что могло бы задержать нас тут.
Перед нами лежало еще 600 километров пути. В итоге через два дня мы, миновав Гродно, Варшаву и Познань, добрались до Берлина.
Закончилась русская глава.
– Пустыня ждет нас, Бек!
Глава 10
Передышка. 1942 год
Первой нашей задачей было достигнуть 3-го лагеря переформирования в Штансдорфе, около Берлина, где нам предстояло пробыть до отъезда в Африку. Такие лагеря переформирования занимались подготовкой солдат, необходимых, чтобы компенсировать потери на фронте. Также они служили центрами, где поправлялись раненые и квартировали отпускники в ожидании отправки к новым местам службы. Офицеры и унтер-офицеры, которые из-за полученных ранений перестали быть «годными к несению боевой службы», как это называлось, использовались в качестве инструкторов, чтобы иметь возможность передавать опыт молодым.
Я доложил о прибытии командиру лагеря, который мне обрадовался.
– Ну, наконец-то вы здесь. Роммель и батальон ждут вас уже с ноября. Первым делом отправляйтесь в управление кадров. Там получите подорожную и всю необходимую информацию.
