Андрей Жариков - Крушение Кантокуэна

- Знамо, взорвался, вон как громыхнуло, - заключил флегматичный Пинтохин.

- Слушай, товарищ, - обратился Котин к проводнику, - спроси у японцев, есть еще смертники здесь?

- Нет, больше нет, - ответил проводник. - Уже спрашивал. - Он стал разговаривать с японскими солдатами, подскакивал то к одному, то к другому, а потом перевел: - Они говорят, что мост заминирован и, возможно, там за рекой есть охрана.

- Ну, что ж, - заключил сержант. - Срочно возвращаться к своим!

В пути один из японцев не умолкая говорил проводнику, а тот переводил, что он еще молодой солдат и не отвечает за присягу, которую дал императору. Зачем умирать, если он не жил, как другие камикадзе, не имел много денег. Старые, ожиревшие камикадзе могут умирать, потому что они ели сколько хотели, имели много денег. А в его семье восемь детей...

Другой японец сказал, что у камикадзе три смерти: от взрыва своей взрывчатки, а если струсил, то от сабли командира, и от пули врага, если сдался в плен...

- Враки! - сказал Колобов. - Ни одного пленного мы пальцем не тронем. А вот японцы зверствуют над нашими людьми.

- Знамо, - согласился Пинтохин. - Мне один земляк в полку сказывал, что эти смертники целыми ротами набрасываются. И как очумелые. Их лупят, а они лезут да еще орут по-своему: "Умрем за императора! Банзай!"

- Разговоры прекратить! - потребовал сержант. - Прибавить шаг!

...Ночная темь уже растворялась, и Котин заметил, что один японец удивленно посматривает на его ноги.

- Послушай, товарищ, - обратился он к проводнику, - объясни японцам, что Красная Армия не босиком ходит. У нас есть сапоги, а на боевое задание пошли нарочно без сапог.

- Шанго, - ответил китаец, но переводить не стал. Лишь ворчал тихо по-русски: "Японский закон грозит китайца смертью за то, что китайца ест рис... Полиция ни за что забирает китайца, до смерти травит собаками... Китайца ненавидит японца".

Маршал Малиновский, прочитав донесение штаба, в котором сообщалось о захвате в плен смертников, написал на уголочке листа: "К награде всех!"

- Интересное донесение, - сказал он члену Военного совета генералу Тевченкову. - А кто-то доказывал мне, что смертники не сдаются... Вот почитайте, что сообщает один полк.

Пока генерал читал донесение, маршал изучал другие документы и делал пометки на полях.

- А вот полюбуйтесь, - восторженно сказал Родион Яковлевич и стал читать вслух: - "При бомбардировке г. Хайлар авиационными силами Красной Армии подчиненные мне войска отступили в местечко Шиньсхен и в данное время находятся здесь в составе 1000 с лишним всадников. Только что, сейчас, то есть в 6 часов утра 11 августа, я услышал, что войска, вверенные Вам, вступили в местечко Улан-Дарган. А поэтому спешу доложить Вам о своем желании со всеми моими силами вступить под Ваше высокое покровительство". Каково? - спросил Малиновский. - Это пишет командующий 10-м военным округом Маньчжоу-Го генерал Чжоу Линь командиру нашего 94-го стрелкового корпуса генералу И. И. Попову.

- Нет ничего разумнее, - ответил генерал, - как всем японским войскам поскорее сложить оружие. О решении Военного совета фронта добровольно перешедшие на сторону Советской Армии маньчжуро-монгольские части разоружать, а личный состав распускать по домам им известно.

- Нужно сообщить об этом Главнокомандующему, - сказал Родион Яковлевич. - Думаю, что Александр Михайлович (он имел в виду маршала Василевского) вылетел во Владивосток. Самое время активных действий Тихоокеанского флота.

Маршал хотел еще что-то добавить, но явился адъютант и доложил, что самолет готов к вылету. В то утро командующий фронтом решил побывать на командном пункте командующего 17-й армией генерала А. И. Данилова, куда должен был прибыть для согласования вопросов взаимодействия командующий конно-механизированной группой генерал И. А. Плиев и начальник штаба Вооруженных Сил на Дальнем Востоке генерал С. П. Иванов.

- Поинтересуйтесь, Александр Николаевич, - прощаясь с членом Военного совета генералом Тевченковым, сказал Родион Яковлевич, - сдаются ли воинские части противника на других фронтах?

От Тамсаг-Булака на востоке МНР, куда перебрался из Читы почти весь штаб Забайкальского фронта, до КП 17-й армии на ПО-2 чуть больше часа полета. Внизу - порыжевшая под палящим солнцем скупая степь. Лишь кое-где пасутся табунки лошадей, белеют жилища монголов. Земля словно кнутом иссечена. Многочисленные колонны машин и танков оставили продольные длиннющие узкие колеи. Кое-где стоит неподвижно танк или автомашина видимо, вышли из строя во время бурного продвижения войск из районов сосредоточения. Бегут навстречу друг другу автоколонны.

Родион Яковлевич стал прикидывать в уме, на что обратить внимание командующего конно-механизированной группы советско-монгольских войск. Прежде всего - учитывать условия местности. Пока - степь, а впереди будут горы. Нельзя отставать, нужны мощные передовые отряды, нужна надежная авиационная разведка. Письмо, которое прочитал генерал Тевченков, подсказывало: сначала нужно установить, не хочет ли гарнизон сдаться в плен без боя, не выбросил ли белый флаг? И только в случае сопротивления нанести бомбовый удар, а вслед за ним артиллерийский налет. Значит, нужно изменить тактику выдвижения артиллерии. Поскольку у противника нет авиации, можно иметь артиллерийские полки в первом эшелоне наступающих войск. Им не угрожает нападение с воздуха.

Мысленно Родион Яковлевич вел разговор с генералами, которые ожидали его на командном пункте. Он знал их хорошо. Генерал Иванов молодой, ему только 38 лет. Высокий, статный. Во время Сталинградской битвы был начальником штаба 1-й танковой армии в звании полковника. В декабре сорок второго Иванов уже генерал - начальник штаба Юго-Западного фронта, затем начальник штаба Воронежского, Закавказского, 3-го Украинского фронтов. Опыт у молодого генерала богатый.

Такой же молодой и энергичный Исса Александрович Плиев - командующий конно-механизированной группой. Сын бедного крестьянина-осетина начал службу в Красной Армии в 1922 году рядовым в отряде особого назначения. Ветеран красной кавалерии. И не случайно его, прославленного командира кавалерийских соединений, Героя Советского Союза, назначили командующим советско-монгольской конно-механизированной группой войск.

Еще в 1936 году по приглашению правительства Монгольской Народной Республики Исса Александрович был направлен в составе группы советских военных специалистов на должность инструктора штаба Объединенного военного училища Монгольской народно-революционной армии. За три года он овладел монгольским языком, узнал особенности театра военных действий, где теперь возглавляет мощную группу советских и монгольских войск.