Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Таких приключений у скромного агронома Петра Степановича не было, но всякие неприятные истории были и у него, и умолчать о них мы не можем.

Как уверяет Петр Степанович, за первые четырнадцать лет трудовой деятельности его девять раз выгоняли со службы, а три раза, вроде, он сам уходил. И каждый раз приключалась какая-нибудь история. Пересказывать их все мы, само собой, не станем, а перескочим через несколько лет и потом снова встретимся с Петром Степановичем, когда он, описав круг по Харьковской области, а однажды залетев даже в Полтавскую, снова живет в уже знакомом нам Задонецке и работает агрономом на сахарном заводе. Все вроде бы налаживается – и в стране, после временных трудностей 1932–1933 годов, и в жизни Петра Степановича.

Кстати, трудности эти семья Петра Степановича пережила относительно благополучно, он как-никак занимал тогда должность главного агронома совхоза, у них даже была корова с теленком. Питались в основном кукурузой, но было молоко и вообще не голодали, как многие вокруг.

Случались, правда, разные моменты, но, по тем временам, – ничего особенного. Как-то ночью все проснулись от довольно громкого стука возле сарая. Петр Степанович решил выйти посмотреть, но не тут-то было. Катя встала стеной. Она вообще сделалась очень нервной, все ее пугало. Один раз, например, она услышала детский плач за окном, открыла дверь – а там стоит босая девочка лет пяти или шести, примерно такая же, как их младший сын (в ту пору у Петра Степановича было двое детей). Катя позвала её в дом, накормила и хотела переодеть во что-нибудь более теплое и не такое рваное. А девочка вдруг стала кричать и защищаться, видно, решила, что ее раздевают, чтобы съесть. Она знала, что такое бывает. Тогда Катя сложила вещи в сумочку, на дно сумочки, под вещи, чтобы не было видно, положила кое-какие продукты и вывела девочку на улицу. Младший сын Петра Степановича (тогда он был младшим, а потом стал средним) тоже вышел на порог и смотрел вслед девочке, пока ее фигурка не скрылась из виду. Вернулся в дом, а мама сидит как-то бестолково и плачет.

Вот и сейчас она также бестолково повисла на шее у Петра Степановича и стала умолять его не выходить. Петр Степанович, конечно, разорвал её руки, но тут она бросилась на пол и обвила его ноги. И ему пришлось смириться. Только когда рассвело, он вышел и понял, что воры пытались разбить замок на сарае. Но то ли замок был прочный, то ли воров спугнул свет в доме, когда Петр Степанович собирался выйти ночью, но замок на двери сарая уцелел, а вместе с ним и корова с теленком. С тех пор, конечно, их в сарае уже не оставляли, держали в доме, в пристройке, где бывший владелец, к тому времени раскулаченный и увезенный куда-то, хранил разные сельскохозяйственные инструменты.

Еще разные были эпизоды. Как-то утром, проезжая на дрожках мимо ближнего поля, Петр Степанович заметил там несколько работающих женщин. А вечером, когда возвращался, увидел у дороги только одну, прилегшую отдохнуть. Так ему сначала показалось, когда же подъехал ближе, а она не пошевельнулась…

Все это было, конечно, очень неприятно, но жизнь шла своим чередом. В тот момент начальство ценило Петра Степановича как опытного специалиста, а он, в свою очередь, старался оправдать доверие начальства, работал с утра до ночи. Смотреть по сторонам ему особенно некогда было, да и не хотелось. Иногда его вызывали в трест, в Харьков, на всякие совещания, сдавать отчеты или планы. Колхозникам билеты на поезд не продавали, был такой приказ, но у Петра Степановича всегда была бумага, что он едет в командировку, так что он ездил спокойно, и однажды ему даже довелось оказаться в Харькове в тот день, когда столицу Украины посетил известный французский политический деятель Эдуард Эррио.

По начитанности своей Петр Степанович знал, что где-то существуют немцы, англичане, французы, но встречаться с ними ему, можно сказать, не приходилось, а тут подвернулся случай взглянуть на живого француза, да еще и знаменитого. Вот Петр Степанович и задержался в Харькове на выходной, переночевав у своего брата Василия, теперь уже большого партийного начальника, окончательно обосновавшегося в столице Украины. С Василием Степановичем, всегда сильно занятым и высоко летавшим, особенных отношений Петр Степанович не поддерживал, но переночевать у него, в случае чего, можно было. Жену брата Шуру он давно знал, на ней начальственное положение мужа не слишком отпечаталось, она не заносилась и всегда приглашала. Петр Степанович возможностью ночевки не злоупотреблял, но и не пренебрегал – в случае необходимости, конечно. На этот раз особой необходимости не было, но ему хотелось поговорить с братом, а в выходной, перед отъездом, он вышел на улицу поглазеть на француза.

Был приятный летний день, и довольно много людей выстроилось вдоль улицы Карла Либкнехта, бывшей Сумской, в ожидании лимузина с французом. Сами ли они пришли или по мобилизации, – этого Петр Степанович не знал.

Проходя по этой самой улице накануне вечером, он видел, как два милиционера приблизились к какому-то человеку деревенского вида, обессилено сидевшему на земле у входа в магазин, убедились, что он жив, помогли ему встать и, держа под руки, увели куда-то в переулок. Ходили слухи – Петру Степановичу рассказывали, – что если люди могли еще ходить, их оставляли на улице, а кто не мог, – тех увозили в какие-то бараки на Основе, а потом, когда они умирали, ночью, их сбрасывали в овраг поблизости и немного присыпали землей – и так каждую ночь. Правда это было или нет? Мало ли что болтают… В гражданскую войну тоже не сладко было, сколько людей от тифа умерло, например! Может и теперь была какая-нибудь заразная болезнь, о ней не говорили, чтобы не было паники, а остальное – одна баба сказала? Он сам в гражданскую войну сколько раз руки поднимал – а жив остался.

Обо всем этом Петр Степанович и хотел побеседовать с братом, тот-то, большой начальник, точно знал, что – правда, а что – брешут. Но особого разговора не получилось. Петр Степанович долго ждал его вечером, успел поиграть с Велориком – ровесником своего второго сына, поболтать с Шурой, а брата все не было. Наконец, тот пришел, усталый, сказал жене, что есть не будет, только чаю выпьет. Он хмуро выслушал вопрос Петра Степановича насчет основянских бараков, разуверять не стал.

– Лес рубят – щепки летят! Не знаешь, что ли?

– Так я думал…, – начал было Петр Степанович.

– А ты не думай, Петя! – брат не донес нож с маслом, которое он собирался намазать на хлеб, отложил нож. – За нас партия думает. Ты Сталина-то хоть читал? Мы не отрицаем трудностей. Но это же не трудности упадка, это – трудности роста. Мы растем, решается вопрос «кто кого?», и нам не до сантиментов. Кажется, ясно.