Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
С вверенным Кузнецову флотом все было как раз в порядке. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № I»[386]. По линии НКВД еще раньше также прошла команда о приведении в боеготовность пограничных и внутренних войск, дислоцированных на Украине, в Белоруссии и Прибалтике[387]. Армия, в отличие от флота и НКВД, мешкала.
Последние посетители в кабинете Сталина — Молотов, Берия и военно-морской атташе в Германии Воронов — разошлись в 23.00. Хронологию событий ночи на 22 июня установить, наверное, уже не получится. Участники событий сильно расходятся в деталях.
Жуков вспоминал: «В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах… В это время у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов… Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно»[388]. Около часа ночи Сталин уехал из Кремля на Ближнюю дачу[389].
По версии Молотова, Сталин уже был на даче в Горках-2, когда позвонил Жуков: «Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. В крайнем случае, около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, — когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо. Официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. А между двумя и тремя ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего секретариата — Поскребышеву, что немецкий посол Шуленбург хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Ну и тогда я пошел из кабинета Сталина наверх к себе, мы были в одном доме, на одном этаже, но на разных участках. Мой кабинет выходил углом прямо на Ивана Великого. Члены Политбюро оставались у Сталина, а я пошел к себе принимать Шуленбурга — это минуты две-три пройти»[390].
По версии Жукова, он разбудил Сталина после 3.40 с сообщением о бомбардировках городов. «- Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…
В 4 часа 30 минут утра мы с С. К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе… И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку. Мы доложили обстановку. И. В. Сталин недоумевающе сказал:
— Не провокация ли это немецких генералов?.. Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В. М. Молотову.
В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В. М. Молотову. Мы тут же просили И. В. Сталина дать войскам приказ немедленно организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.
— Подождем возвращения Молотова, — ответил он»[391].
В 5.30 утра, как зафиксировано в записи беседы, к Молотову пришел Шуленбург в сопровождении Хильгера.
— Германское правительство поручило передать советскому правительству следующую ноту. «Ввиду нетерпимой доле угрозы, создавшейся для германской восточной границы вследствие массированной концентрации и подготовки всех вооруженных сил Красной Армии, Германское правительство считает себя вынужденным немедленно принять военные контрмеры». Не могу выразить свое подавленное настроение, вызванное неоправданным и неожиданным действием своего правительства. Я отдавал все свои силы для создания мира и дружбы с СССР.
— Что означает эта нота? — спросил Молотов.
— По моему мнению, это начало войны, — констатировал посол.
— До последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий советскому правительству. Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и тем самым фашистская Германия является нападающей стороной. В четыре часа утра германская армия произвела нападение на СССР без всякого повода и причины. Всякую попытку со стороны Германии найти повод к нападению на СССР считаю ложью или провокацией. Для чего Германия заключала пакт о ненападении, когда так легко его порвала?
— Не могу ничего добавить к сказанному. В течение шести лет добивался дружественных отношений между СССР и Германией, но против судьбы ничего не могу поделать[392].
Павлов запомнил: Шуленбург от себя лично добавил, что считает решение Гитлера безумием. Хильгер записал: «Мы распрощались с Молотовым молча, но с обычным рукопожатием». Больше они не встретятся. В 1944 году граф Шуленбург будет казнен как один из участников заговора против Гитлера.
Жуков: «Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов:
— Германское правительство объявило нам войну.
И. В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза»[393].
Все эти события произошли до того, как первые посетители — Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис и Жуков — были зафиксированы в журнале записи посетителей кабинета Сталина. В 5.45. Явная ошибка в журнале, иначе придется признать, что всех участников событий той ночи поразил провал памяти и приступ сочинительства. Тимошенко, Мехлис и Жуков вышли в 8.30. В 8.40 часов утра в кабинете Сталина появились Димитров и Мануильский, которые получили указания о работе Коминтерна: компартии на местах должны развертывать движение в защиту СССР[394]. В 9.20 кабинет покинул Берия. Было решено, что о войне объявит Молотов. «Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь… Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах»[395].
С 10.40 до 11.30 Молотов оставался со Сталиным наедине. Полагаю, именно в эти минуты он и набросал карандашом текст своего радиообращения. В полдвенадцатого подошли Берия и Маленков, через десять минут Ворошилов, присоединившиеся к обсуждению текста. «Это официальная речь, — вспоминал Молотов. — Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро»[396]. Но главные строки, ставшие девизом Советского Союза в войне, были написаны им