Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
13 июня Молотов вручил Шуленбургу текст известного сообщения ТАСС, которое опровергало наличие каких-либо агрессивных намерений у Германии в отношении СССР и недвусмысленно намекало на английские источники подобной информации. Этот документ, который порой преподносится как свидетельство полного отрыва Сталина и Молотова от действительности, на деле был еще одним приглашением к переговорам.
— Надо было пробовать. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса, — объяснял Молотов.
Из Берлина ответа не последовало: там не хотели «дать Сталину возможность с помощью какого-либо любезного жеста спутать нам в последний момент все карты»[370]. Деморализующее влияние документа, на армию точно, отсутствовало. Василевский писал, что «в конце того же дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания»[371]. Более того, именно в тот день нарком обороны отдал приказ вывести фронтовые управления на полевые командные пункты. И именно 13 июня, как заметил Виктор Суворов, стало началом «самого крупного в истории всех цивилизаций перемещения войск»[372]. Красная Армия начала выдвигаться к границе.
18 июня из Москвы в Берлин было передано предложение о новом визите Молотова[373]. 20 июня Гальдер записал в дневнике: «Г-н Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером»[374]. Деканозову было дано указание вручить Риббентропу ноту о многочисленных случаях нарушения германскими самолетами советской границы. Риббентроп и Вайцзеккер оказались вне досягаемости.
…Был ли Советский Союз готов к войне? Никто и никогда еще не был полностью готов к любой войне, даже величайшие военные империи в истории планеты. И им случалось терпеть поражения. Но степень готовности страны к войне, как правило, определяется по ее результату. СССР войну выиграл. Да, ценой огромных и порой неоправданных потерь. Но следует заметить, что он противостоял военной мощи не только немецкого вермахта, обученного и закаленного в боях, но почти всей Европы.
Сталин скажет Черчиллю: «Никто из нас никогда не доверял немцам»[375]. А может, все-таки поверил?
— Наивный такой Сталин, — иронизировал на этот счет Молотов. — Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он и своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара![376]
Глава вторая
НА ВОЙНЕ. 1941-1945
Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
Вячеслав Молотов
«Наше дело правое!»
В начале лета двенадцатилетнюю Светлану отправили к родным на Вятку. Впервые оказавшись одна, без родителей, она вступила в переписку с Кремлем. «Дорогой, милый папуся! Мы устроились очень хорошо. Место очень красивое и называется “Кстецкое”. Тут есть пруд и большой лес. Я очень скучаю по тебе. Сегодня уезжает мама, и ты, пожалуйста, пришли мне ее поскорей, а то мне будет совсем скучно. Ну, родной папочка, до свидания, мой дорогой. Целую крепко. Не забывай любящего тебя Светика»[377], — писала она 5 июня. Еще одно письмо датировано 11 июня: «Дорогой, милый папочка! Мне здесь очень хорошо. Я купаюсь в большом пруду и отдыхаю очень весело. Занимаюсь по музыке, арифметике и русскому языку. Я прочла книги: “Тайна двух океанов” — Гр. Адамова; “Сказки” — Гримм. Начала читать “Хаджи-Мурат”, но мне еще непонятно, и я читаю “Большие ожидания” — Диккенса. Целую крепко»[378].
Суббота 21 июня. «За окном был жаркий и душный день. Деревья под окнами стояли, не шелохнув листом, а в комнате, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха»[379]. В Кремль с улиц доносился привычный городской шум — гул машин, иногда громкий и беспечный смех. Молотов почти весь день на заседании Политбюро. Голиков доложил о запредельной концентрации немецких войск на советской границе. Чадаев несколько раз заходил в приемную Сталина. «Члены Политбюро ЦК В КП (б) в течение всего дня находились в Кремле, обсуждая и решая важнейшие государственные и военные вопросы. Например, было принято постановление о создании нового — Южного фронта и объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единое командование»[380]. Жукову поручалось руководство Южным и Юго-Западным фронтами. Мерецкову — Северо-Западным фронтом[381].
«Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чем нами тотчас же было доложено И. В. Сталину, — писал Жуков. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность»[382]. В 19.05 — очередное заседание у Сталина, на котором присутствовали Молотов, Ворошилов, Вознесенский, Берия, Маленков, Тимошенко, заместитель начальника Главного управления политпропаганды Красной Армии Ф. Ф. Кузнецов. Молотову было поручено попытаться добиться хотя бы какой-то ясности от немцев. В 21.30 Молотов пригласил Шуленбурга и вручил ему текст ноты, в которой говорилось, что за месяц германские самолеты 180 раз нарушали границу.
— Хотел бы спросить вас об общей обстановке в советско-германских отношениях. Почему за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией? Миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было. В чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется?
— Все эти вопросы имеют основание, но я на них не в состоянии ответить, так как Берлин меня совершенно не информирует. Некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но это не коснулось непосредственно дипломатического состава посольства. О слухах мне известно, но им я также не могу дать никакого объяснения.
— Жаль, что вы не можете ответить на поставленные вопросы[383].
В тот же час, но по берлинскому времени, Деканозову удалось вручить ноту Вайцзеккеру, но
